Ландшафт

Аня Жёлудь 

2013

Аня Жёлудь уже много лет назад поселилась в маленькой деревне Аринино, недалеко от города Гжель, примерно в 74 км от Москвы. Здесь художница не только живет и занимается творчеством, она еще создала музей, где выставляет собственные работы и работы коллег. Что-то вроде крохотной постоянной биеннале, состоящей из множества маленьких павильонов, прячущихся за фасадом классического русского деревенского дома. Жёлудь приобрела уважение и признание в узкой среде художников ее поколения, многие из которых предоставили для этого уникального выставочного пространства свои важнейшие  работы.

В тоже время и сама деревня Аринино оказывает влияние на творчество художницы. Местная жизнь, дом, объекты, которые окружают Аню Жёлудь, играют основную роль в визуализации ее работ. Многие мотивы в ее картинах и скульптурных работах можно обнаружить внутри ее дома. Работа «Ландшафт», — абстрактный «портрет» типичной русской деревни — занимает важное место в творчестве художницы.

Аня Желудь сдирает кожу с вещей

Аня Желудь сдирает кожу с вещей,  оставляя нам голую форму, «не запятнанную» изменчивым (и, стало быть, лживым) цветом. Она, как средневековый цветоборец, требует от тварного мира смирения и хроматической аскезы, как будто у каждого из собранных предметов (которые, к стати, в своем бесцветье совершенно забывают об иерархии материальных ценностей — телевизор здесь не дороже, чем матрас или кочерга) есть какая-то более важная цель, чем быть утварью, более глубокий смысл, чем гладить или кипятить, расти на грядке или спасать от холода. Они здесь словно представители тайного братства и служат вовсе не функции, но идее (или даже Идее) — в глуши, молчании, вдали от пестрого и суетного мегаполиса. 

Но тихими их тоже ведь не назовешь. Они довольно активны: то так повернутся, то эдак. Часть из них вообще выкатывается из пространства картины прямо на наш затоптанный пол и, кажется, тянет за собой нарисованных двойников точно пойманных рыбок.  Эти, Бог знает откуда  возникшие на полу пылесосы, кипятильники и ржавые детали загадочных механизмов, лишь подтверждают впечатление, возникающее собственно от самих работ — очевидно, беспокойство предметов, какая-то непрочность, словно незаконность их положения в картине имеет простое объяснение — в любой момент они готовы перейти в другое состояние, нарушив священные границы искусства, махнуть сюда, в наше прозаическое измерение. Они нам сигнализируют: их жизнь в картине – она не навсегда. Можно ли было более жестоко посмеяться над классическим жанром?

Тамручи

Головоломка – развивающие занятие...

Головоломка – развивающие  занятие, тренирующие помимо логики мелкую моторику. Объекты выставки «Упражнение» Желудь великоваты  для развития мелкой моторики. Однако, монументальные, крупные формы, как предложение развивать мелкую моторику – признак сильного гуманистического жеста. Этот жест предполагает огромность человеческой кропотливости, из которой органически вырастает действительный масштаб фигуры человека.

Тщательность и размах – всегда были отличительными признаками творчества Ани. Выставка «Упражнение» позволяет увидеть за традиционной широтой художника веру в  огромность последовательности человека.

Проверочное слово здесь «последовательность». Автор верит – если ежедневно, увлеченно доверять свое внутреннее художественному материалу – материал вернет величину времени в полном объеме. Металлические секции Желудь – привычный для нее материал. В случае с «Упражннеиями» четко расчлененная форма, апеллирующая к образу сознания зрителя – свидетельство бесследности внетактильной коммуникации. 

Выбранный художником метод – способ бесконечно проявлять качества межчеловеческого пространства, определять его, обрисовывать.

Выставка «Упражнения» в очередной раз доказывает – верность автора себе обладает бесконечной функциональностью. 

Эдуард Шелганов

Аня Желудь: «Никто никуда не зовет и никому ничего не нужно»

Участница Венецианской биеннале и лауреат премии «Инновация», которая уже долгое время живет в деревне под Гжелью, рассказала «Воздуху» об эскапизме, деревенском быте и страхе перед зимой и одиночеством.

— У тебя только что открылись две выставки — в галерее XL и Открытой галерее, а до этого тебя не было слышно около года.

Куда ты пропала?

    Пропала в основном, потому что не было никаких предложений. Никто никуда не зовет и никому ничего не нужно. Я зимовала и ради эксперимента совсем не ездила в Москву, думала: «Мне вообще когда-нибудь хоть кто-нибудь позвонит?» Ни одного звонка. У меня есть близкая подруга, художница, она единственная навязчиво в неделю по три раза звонила и спрашивала: «Как ты там, Аня?»

— Ты давно переехала в Гжель?

    Этот дом появился в 2006 году, мне его подарил покойный муж. Нужна была территория, на которой можно было бы свободно работать. Тогда уже весь дом был забит картинками, при этом я лепила, при этом железки уже начались — в общем, нужно было расширяться. Появились деньги — и появился этот дом. Я тут все приводила в порядок, все разгребала. И вот я разлеглась и думаю: буду здесь рисовать и лепить, и ничего мне больше не надо для счастья в жизни. И вдруг в 2007 году внезапно происходит некий спрос на молодых художников: начались одна выставка за другой, поездки за границу. Я поняла, что попала в конвейер, мясорубку такую. А отказываться желания не было, потому что было интересно, потому что это практика. С 2007 по 2011 год я потратила много сил и энергии на разные проекты, сама организовывала выставки плюс пыталась поддерживать о себе память в Петербурге. Из своей питерской квартиры я сделала выставочный зал «Объект на районе». Там редко что-то происходило, но если меня звали в Питер участвовать в выставке, я старалась у себя дома параллельно сделать выставочную историю. Но все в этой жизни упирается в деньги, в конце концов. Муж мой меня очень сильно поддерживал, конечно.

— Но он же не был олигархом.

    Да, но на таком обыденном человеческом уровне он меня поддерживал. Потом его не стало, и я даже до сих пор не пережила его уход толком. В Питере я не была уже два года. Меня туда совершенно не тянет.

— Почему именно Гжель?

    Я училась на кафедре керамики и стекла и попала на практику на завод Московского союза художников. Когда я переехала в Москву, я стала жить в Текстильщиках, это было то же самое направление. Потом нам дали от Союза художников творческую группу на этом же заводе, и я тут обросла немножко связями, немножко знакомыми. И знаешь, когда движешься одним маршрутом, он становится родным. В общем, мне тут нравилось.

— Как проходит твой обычный день?

    Обычный день прошлого года — это мавзолей. Я просто лежала перед телевизором и ничего не делала вообще. Сейчас делаю. 

— Что именно? 

    Я вот леплю такие странные штуки из шамота — это обоженная глина, которую дробят мелко-мелко, как песок, а потом смешивают с другой глиной. Очень сильно захотелось лепить. Хотя глину затем нужно переводить в материал, формовать, обжигать, красить. Но я этого не собираюсь делать — работы должны остаться в сырце. Помимо искусства есть же куча бытовых проблем — принести воды, зимой надо почистить снег, покормить кошек.

— Ты себя комфортно чувствуешь в таком быту?

    Мне вообще здесь очень-очень хорошо. Просто обидно, что тут могло бы еще кому-нибудь быть хорошо, потому что есть мастерская, есть домик для проживания. 

— Твой отъезд в деревню — это побег от реальности или просто более комфортные условия для проживания и работы в часе езды

от Москвы?

    В этом есть большое преимущество, потому что, с одной стороны, это как бы далеко, а на самом-то деле это совсем недалеко. И в любой момент я доступна и мне все доступны. Но я жутко стесняюсь звать сюда друзей в гости, я думаю, что вот люди будут тащиться в эту даль. В питерской квартире у меня все время были гости, я все время что-то готовила. И в этом и есть смысл жизни художественной — общение с людьми. И вот эта история с выставочным залом «Объект на районе» была очень симпатичная, потому что приходили все мои друзья и новые какие-то люди, все это было так… хорошо. И возникает мысль вернуться туда. Какая разница, думаю я, что я здесь сижу никого не вижу — что там я не буду так свободно себя чувствовать. Тут самый кайф: выходишь из дома, а там поле. Там поле. Но все сводится к тому, что я начала сейчас работать и вместо того, чтобы пользоваться теми территориями, которые у меня есть, я сижу здесь на этом пятачке в десять квадратных метров. 

    У меня была мечта о создании музея современной скульптуры здесь. Абсурдная мечта, но две скульптуры не своих у меня есть плюс небольшая коллекция живописи и объектов. Я очень надеялась, что меня с этой историей поддержит ГЦСИ, и они совершенно не против меня поддержать, но получается так, что, для того чтобы это была резиденция ГЦСИ, автор должен оставить свою работу здесь, в резиденции. А ГЦСИ не может держать экспонаты, которые им принадлежат, вне их хранилища. В то время как хранилища для таких вещей у них нет. И это у всех организаций — и у ММСИ, и у Stella Art Foundation, — у всех негде хранить. Я это еще называю складом доступного хранения — есть произведение на хранении, но при этом оно доступно зрителю. Иногда возникают как будто намеки на покупку моей работы, не за тысячу долларов, а хотя бы за десять тысяч — это уже такая сумма, которую я могу потратить на реализацию работы другого художника, я бы с удовольствием это делала. Но потом эти все намеки куда-то сливаются.

— Давай вернемся к предпоследней выставке в галерее XL, где ты показывала живопись с решетками и точками.

До этого ты в основном работала с металлом.

    Естественно, мне нравится работать с пространством и формой. Это выливается в очень серьезные бюджеты, и, когда я делаю эскиз и навскидку представляю себе, сколько это будет стоить, — мне сразу хочется свернуться и раствориться, забыть, что я художник. Мне неудобно просить деньги на проект у Селиной, например. Она на мне не зарабатывает и не продает, хотя ей огромное спасибо за то, что иногда она каким-то чудом продает мои графические работы. Но этого все равно не хватает для того, чтобы сделать инсталляцию. А пространство галереи XL я всегда воспринимала так, что там должно быть нечто объемное. Сами черточки и полосочки начали меня доставать достаточно давно, года три точно. Я их и рисовала в блокнотах. В свое время я купила колоссальное количество холстов, среди которых были и холсты больших размеров. И они стояли и стояли, стояли и дождались. Вернуться от инсталляции к живописи — большая проблема, меняется понимание пространства, среды, мироощущения. 

— То есть это не осознанный переход к плоской решетке, а скорее вынужденное решение?

    Да, скорее просто хотелось порисовать полосочки и посмотреть, какие они будут в таком большом размере. Еще это антиживопись одновременно. Ностальгия по работе с металлом и попытка возвращения к живописи. Сейчас я пришла к выводу, что лучше картинки ничего быть не может. Причем желательно, чтобы она была маленького размера, чтобы вот так сидеть перед стулом и красить эту картинку, и все. 

— Аня, твое искусство очень интимное, это всегда личные истории, поэтому вопросы про публичное как будто даже грубо

произносить при тебе. Но все же я спрошу: как ты переживаешь агрессивную ситуацию в стране, касается ли тебя это вообще?

    Касается, конечно, хотя я в политику толком не вникаю и толком не разбираюсь, но меня это все бесит. Единственное отчетливое чувство — меня это жутко бесит. Я была, кажется, в 2011 году на биеннале в Киеве, это была шикарная биеннале. Современное искусство отражает ситуацию в стране — и, к сожалению, это все оказалось неправдой. Вообще, я сомневаюсь в том, что нам всем нужно будет рисовать сплошного Путина. Я надеюсь, что этого не будет.

— Я не про такой радикализм говорю, конечно, но даже если ты не делаешь художественное высказывание по этому поводу,

ты как художник, безусловно, переживаешь актуальные социальные и политические процессы. Особенно войну.

Ты это переживаешь или тебя это не касается?

    Не касается. У меня появилась на днях мысль, когда я монтировалась в галерее у Тамручи. Когда развесили все картины, мне как обычно все не нравилось, и я говорю: «Давайте я куплю холстов, мы прикрутим их к стенам болтами, позовем художников и нехудожников, и все будут что-то рисовать, а потом устроим аукцион и отправим вырученные деньги на Украину». Такая вот мысль появилась. Я предложила галеристу, а она говорит: «Ну да, но мы же все делаем вид, что вроде ничего не происходит».

— Чего ты боишься?

    Боюсь предстоящей зимы. Прошлая зима была для меня ужасной, и боюсь, что эта будет тоже. Одиночества боюсь.

Источник: http://vozduh.afisha.ru/art/anna-zhelud-nikto-nikuda-ne-zovet-i-nikomu-nichego-ne-nuzhno/

ПЕРСОНА ELLE Decoration

Полина Чесова

Культура Быта

Художник и скульптор Аня Желудь превращает самые обычные предметы и будничные ситуации в настоящие произведения искусства

Электрические чайники, стиральные машины, монтажные кабели, вешалки Аня Желудь превращает в монохромные полотна и «бесплотные» скульптуры из железных прутьев. Сама автор иронично сравнивает их с рентгеновскими снимками. «Металлоконструкции, избавленные от обманчивых поверхностей, помогают увидеть скрытую суть воспроизводимого объекта и бытовой ситуации, в которой он используется», — объясняет Желудь. Глядя на Аню, трудно представить, что она сама гнет железо. В ответ скульптор пожимает плечами: «Когда я только начинала работать с металлом, начальник цеха металлообработки периодически говорил мне: «Аня, занялась бы ты лучше макраме»». Каждая выставка Желудь, будь она в Венеции или в Москве, — событие. Последняя (под пугающим названием «Последняя») прошла этой осенью в подмосковном «Гридчинхолле». Живописная груда ржавых пружин с табличкой «Золотое руно», мебельный «Гарнитур» с проросшим сквозь фанеру ворсом из гнутых прутьев, «Паркет, который встал дыбом», металлические «Елки» до сих пор стоят перед глазами. Вообще от выставок Желудь остается очень долгое послевкусие, которое лучше всего описать ее же словами: «Живешь себе, живешь, как все нормальные люди, ни о чем сильно не задумываясь, и вдруг «шарах!»... Что-то происходит, и начинаешь в любом, самом привычном, разглядывать что-то необыкновенное». 

КоммерсантЪ

Анна Толстова 

Выставка на обочине

Анна Желудь в Гридчинхолле

В Гридчинхолле, подмосковном выставочном зале, открытом меценатом Сергеем Гридчиным, проходит "Последняя выставка" Анны Желудь. Проект со столь суицидальным названием показался АННЕ ТОЛСТОВОЙ довольно оптимистичным.

Несмотря на молодость, Анна Желудь, участница Венецианской биеннале и лауреат премии "Инновация", избавляется от груза собственного творческого наследия с поразительной регулярностью. По весне даром раздала свою живопись всем желающим — грандиозный потлач на горе арт-рынку состоялся в фонде "Эра" (см. "Ъ" от 9 апреля). Теперь очередь дошла до скульптуры, точнее — до инсталляций. Правда, на этот раз раздают их не безвозмездно, а по принципу натурального обмена. В Гридчинхолле имеется прейскурант, написанный на тетрадном листочке в клеточку печатными буквами, из которого явствует, что инсталляции — целиком, частями и поштучно (то есть поэлементно) — меняются на строительные материалы вроде половой доски или водоэмульсионной краски либо на услуги вроде земляных работ или грузоперевозок. Кому-то этот прейскурант напомнит объявления, какие расклеивают на рынках, кому-то — художественный Time/Bank знаменитой нью-йоркской группы e-flux, наладившей безденежный обмен артистических талантов и творческих умений во всемирном масштабе. Однако Гридчинхолл вовсе не собирался встраиваться в глобальную систему альтернативной экономики, предложенную художественному миру активистами e-flux. Речь идет о начинании локальном, но не менее альтруистическом. Жительницу Раменского района Анну Желудь роднит с жителем Красногорского района Сергеем Гридчиным любовь к Подмосковью и готовность превратить свой дом в выставочную площадку для современного искусства: освободив таким радикальным образом мастерскую в деревне Аринино от неликвидов, художница собирается сделать в ней ремонт и открыть галерею "Обочина", куда приглашаются художники, лишившиеся галеристов в связи с закрытием ряда винзаводских заведений. Так что эта выставка "последняя" не для Анны Желудь, а для залежавшихся в ее мастерской работ.

Впрочем, определение "неликвиды" к "Последней выставке" не подходит. Во-первых, потому, что едва ли не все инсталляции — целиком или поштучно — оказались зарезервированными для обмена сразу после вернисажа. А во-вторых, потому, что в слове "неликвид" есть негативный оттенок, тогда как в данном случае "залежалость" — признак высококачественного, не столько галерейного, сколько музейного товара. Такого, как висящие под потолком оборванные гирлянды "Коммуникаций": в 2009-м их можно было видеть в Арсенале в Венеции — куратор 53-й Венецианской биеннале Даниэль Бирнбаум пригласил Анну Желудь участвовать в основном проекте. Или как чудом уцелевшая после весенней раздачи живописная серия "Аня Желудь в Русском музее": аскетичные кухонные натюрморто-интерьеры были написаны на фанерных ящиках, в которых на ретроспективу в Русский музей перевозили картины московского экспрессиониста Арона Буха, и благодаря такой остроумной проделке контрабандой попали в "храм искусства". Того, что пользовалось наибольшим спросом у коллекционеров, то есть "прутяных" объектов — фирменных желудевских рисунков в пространстве с помощью очерчивающего контуры предметов металлического прута, на "Последней выставке" немного. Разве что повешенный на стену контурный рельеф "Хаммер" да уголок какого-то опустевшего офиса с прозрачными стеллажами, столами, папками для бумаг и корзинами для мусора под названием "Ничего нового". Преобладают же работы не столь дизайнерски изящные, с виду более простые, грубые, дающие почти полную свободу материалу.

Например, сваленные снаружи, под стенами выставочного зала жерди из инсталляции "Произвол" (дрова, ставшие произведением искусства, меняются на две машины нехудожественных березовых дров). Или громоздящиеся тут же колоссальной кудрявой рыжеватой кучей медные пружинки "Золотого руна". Или то ли закрученный, то ли сам закрутившийся лихой спиралью синий провод "Ньюворка". Здесь чувствуется и доверие к материалу, и жалость к нему: к выброшенным гончарами обрезкам глины, развешанным на стальных подпорках "Памятником девству", к остающимся от сталеварных работ обрезкам прутьев, воткнутым густым железным ворсом в фанерные диваны, пуфики и ковры "Гарнитура", что живо напоминает "гвоздяные" объекты Гюнтера Юккера. Здесь уважают сопротивление материала, как в "Паркете, который встал дыбом": выложенные елочкой дощечки словно бы не желают мириться с тем, чтобы по ним ходили, как по полу или по напольным инсталляциям Карла Андре. И любуются его неказистостью, как в новом живописном цикле "Выбоины" — минималистских портретах траченного временем кафеля, ложащегося унылыми решетками на казенные стены.

"Последняя выставка" в известном смысле и есть гимн неказистости, никчемности, бросовости материала. Свойствам, которые можно спроецировать и на все эти инсталляции — "Пучки", "Крючки" и прочее "Ничего", завалявшиеся в мастерской и никем не востребованные, пусть они и побывали на Венецианской биеннале, и на все современное русское искусство, пролетевшее мимо галерей и музеев. Удивительно, что это искусство все еще живет, не сдается, сопротивляется, будто "Паркет, который встал дыбом", и даже открывает выставки на обочине. 

ВЕДОМОСТИ

Фаина Балаховская 

«Последняя выставка» Анны Желудь: Художница меняет выставленные инсталляции на строительные материалы 

«Последней выставкой» в Gridchinhalle художник Анна Желудь не завершает карьеру, но предлагает новые отношения художника и покупателя

Перед точно, грамотно, экономно и элегантно устроенным выставочным залом в деревне Дмитровское на Ильинском шоссе высится эффектная куча кружевного ржавого железа. Внутри — поставленный дыбом, изображающий сам себя паркет, контурные, гнутые из железных прутьев стеллажи, папки, автомобиль «Хаммер», красные туфельки, растекающаяся по залу огромная синяя пружина. По стенам — живописные изображения битого метрошного кафеля, под потолком фантастической красоты железные конструкции «Коммуникации» — их Желудь показывала в главном проекте Венецианской биеннале.

Другие работы сделаны были для разных выставок: в «Гараже», в музее итальянской Болоньи, небольшой вологодской галерее, несостоявшейся — в античных залах Государственного Эрмитажа, контрабандной (хоть и легализованной в процессе) — проникнувшей под видом разрисованных крышек на ящиках, в которых транспортировали произведения совсем другого художника, — в Русском музее.

Формулы вещей, идеальные образы мебели, одежды, металлоконструкций за вычетом всего лишнего Желудь демонстрирует просто, технологично, неэмоционально. Не вписывающаяся и не желающая вписываться ни в «сложившиеся обстоятельства», ни в призрачные реалии отечественного художественного рынка, который то ли есть, то ли нет, она то ставит лабораторный опыт по внедрению актуального искусства в масс-маркет ярмарки «Арт-Манеж» — не жалея денег, выкупает пространство, на котором собирается не торговать, а демонстрировать среди живописи, графики свое железо, то публично раздает картины.

Исследуя границы искусства, она работает с образующимся почти естественным образом металлическим мусором, который надо всего лишь отсортировать и очистить. Оставшийся после эстетических и физических чисток абсолютный минимум оказывается легок, прекрасен, воздушен, хотя и требует много места.

Об этом — месте для хранения, а совсем не судьбе автора — призывает задуматься эсхатологическое название выставки. Одна из самых перспективных художниц нового поколения не собирается расставаться с профессией, а вот судьбы ее произведений кажутся неопределенными: объемные инсталляции сложно хранить, коллекционеры ими интересуются мало.

Во всяком случае так казалось до вернисажа, на котором произведения разлетались так, будто никто и не слышал о печальной судьбе художественного рынка. При том что в отличие от предыдущей выставки «Отдам в хорошие руки», на которой Анна Желудь расставалась с живописью и графикой, инсталляции предлагались не безвозмездно, а в обмен на килограммы краски, мешки цемента, железки, автомобильные перевозки, дрова — или их денежный эквивалент.

Натуральный обмен — груда железа на другую груду железа — предполагал честную компенсацию: за вычетом самого художественного труда, который не учитывается в бурных рассуждениях о судьбе художественного рынка — действительно, зачем творцу деньги. А вот материалы нужны: торжественно закрыв галерею, которую держала в собственной квартире в спальном районе Петербурга, Желудь собирается теперь показывать работы — свои и коллег — в деревне, неподалеку от Гжели. Не надеясь на галеристов и хозяев чудесных залов, ковать выставочную политику своими руками.

До 30 сентября 

ИТОГИ

TimeOut

Фаина Балаховская 

Анна Желудь «Последняя выставка»
Рецензия

Для значительной части работ молодой художницы, эта выставка окажется последней.

Эта выставка должна стать последней не для автора, а для значительной части ее работ. В том числе и по причинам практическим: инсталляции сложнее хранить, чем — при необходимости — создавать заново. Но главное — изменилась концепция. Начинающий художник Анна Желудь была уверена, что статус подтверждается работами. В результате собрание трудов заняло слишком много места — не только физического. Потому, раздав весной картины, Анна собрала фрагменты инсталляций, большей частью в Москве не показывавшихся, перетащила их из деревни, в которой живет, в чуть более просторный «Гридчинхолл», добавила свежей живописи с изображениями побитого метрошного кафеля, сварила новую скульптуру из железных кубов и предоставила их судьбу и определение ценности случаю. А что делать художнику в отсутствие рынка? 

КоммерсантЪ

Анна Толстова 

Большая творческая отдача

Анна Желудь в фонде "Эра" 

В фонде поддержки визуальных искусств Елены Березкиной "Эра" открылась выставка-потлач Анны Желудь "Отдам в хорошие руки": на вернисаже художница раздавала свою живопись и живописную графику 2000-х всем желающим — друзьям, художникам, музеям, фондам, галеристам, частным коллекционерам, кураторам, критикам и просто "людям с улицы". Безвозмездно, то есть даром. Столь удивительной щедростью воспользовалась и АННА ТОЛСТОВА.

Холсты частью развешаны, частью стоят на полу, прислоненные к стенам, так и сяк, папки с рисунками разбросаны по столам — бери не хочу! В день открытия можно было выбрать понравившиеся и получить разрешение автора забрать их себе по окончании выставки. Часть холстов не раздавалась и будет уничтожена, то есть записана: Анна Желудь собирается прямо на выставке писать поверх старых картин новые — для будущего проекта. Кант, как известно, требовал от эстетического восприятия практической незаинтересованности, но тут горячая личная заинтересованность всех посетителей бросалась в глаза: трудно припомнить выставку, на которой каждый зритель с таким придирчивым вниманием рассматривал, а то и ощупывал работы.

Анна Желудь, участница основного проекта позапрошлой Венецианской биеннале и лауреат прошлой "Инновации", в свои тридцать — один из самых востребованных молодых художников, но востребована она по большому счету одной стороной своего творчества: объектами и инсталляциями из гнутого металлического прута, листов ДСП и бетона. Живопись ее, можно сказать, проглядели, что очень жаль: в этих вроде бы бесхитростных картинах — в пейзажах, деревенских и городских, с кубиками гаражей, вышками ЛЭП или главками церквей, в натюрмортах, в меланхолических собаках и кошках, в обнаженных, сделанных по-разному, где одним контуром, где минималистски однотонно, бело, серо или охристо, а где и в невероятно интенсивной, "кислотной" гамме,— есть благородство традиции. Не банальная школьная выучка, а ощущение причастности разветвленному генеалогическому древу, на разных ветвях которого — сдержанный ленинградский экспрессионизм и ньювейверская лихость, дикие всех мастей, старые и новые, Михаил Рогинский и Александр Батурин. Совершенно очевидно, что живопись эта одной пуповиной связана с контурами прутяных объектов, фактурой бетона и плоскостями ДСП, но в свои инсталляции Анна Желудь включает такие картины нечасто и весьма выборочно.

Радикальное расставание с собственным творческим прошлым — тема для московских художников поколения тридцатилетних острая. Можно вспомнить, например, Андрея Кузькина, год назад схоронившего все свое артистическое имущество в стальных ящиках-гробах, кочующих теперь с выставки на выставку. Но, освобождая таким образом мастерскую от старых вещей, Анна Желудь совсем не собирается отречься от прошлого и навсегда отложить кисть. Ничего театрального в этом потлаче нет. Жест ее, откровенно антирыночный, кажется тем более резким, что она раздает картины — самый ходовой товар на рынке, сколько бы критики ни говорили о смерти живописи и наступлении эры новых медиа. Наиболее ценное в этом жесте — искренность и полное пренебрежение конъюнктурой: никакого "левого дискурса", никаких разглагольствований о модной "партиципаторности". Невольно вспоминается, что Николай Тырса в начале 1920-х, опьяненный революционными идеями, предлагал раздавать рабочим и крестьянам картины из музеев на дом — на некоторое время, как дают книги в библиотеках. Анна Желудь проводит в жизнь лозунг "Искусство принадлежит народу" столь же просто, бесхитростно и тонко, как проста, бесхитростна и тонка ее живопись.

TimeOut

Фаина Балаховская 

Аня Желудь: «Отдам в хорошие руки»

Рецензия

На выставке можно стать обладателем работы живописца, не заплатив ни рубля.

Скорее акция, чем выставка — почти сотню картин, написанных за последние пять лет, художница раздает знакомым и незнакомым, а часть из них — тут же, прилюдно, записывает. Период с 2005-го до 2010-го, когда — исключительно для внутреннего потребления, не для выставок — эти картины писались, был успешным. После переезда из Петербурга в Москву Анна Желудь поучаствовала в основном проекте Венецианской биеннале, стала лауреатом премии «Инновация». Показывала в основном металлическую графику и инсталляции — на те же, что и живопись, темы, позаимствованные исключительно из окружающей среды: художница что видит, то и пишет, рисует, гнет из металла. Возможно, окружающая среда подсказала и способ очистить мастерскую, сделать доброе дело, продемонстрировать свободу от товарно-денежных отношений, подвести итоги, расстаться с прошлым (нужное зачеркнуть). Многим он покажется странным — работы, конечно, дарят иногда, но не так, оптом. Зато не надо дожидаться подъема художественного рынка и можно до некоторой степени контролировать процесс, по меньшей мере — проверять качество рук у претендентов. 

Аня Жёлудь

Аня Желудь очень быстро добилась узнаваемости. Она выступила несколько лет назад, в пик гламуризации отечественного мэйн-стрима. В этом контексте проволочно-арматурные, со следами сварочной окалины объекты Желудь обретали какой-то чуть ли не полемический характер. Это были не проекции жилого или офисного интерьера, хотя в них присутствовала некая дидактика руководства по сборке и эксплуатации. Эта были проекции правильной жизни, без излишеств, презентаций и стимуляторов «расширения сознания». Своевременность мессаджа  Желудь была оценена: черный хлеб ржавой арматуры и школьной геометрии в эпоху излишеств.

Кроме искуса прямой социальности, то формульное, предельно редуцированное формообразование, которое развивает Желудь, имеет ещё один соблазн. Соблазн чистого минимализма, по типу Д. Джадда и С. ЛеВитта. В формульности объектов Желудь есть следы подобной  феноменологической редукции: желание «стряхнуть» с себя бремя функцио- и вещеподобия и обрести восторг апелляции к чистому умозрению. Оба соблазна - и социальное, и минималистское, репрезентирующее некие матрицы сознания, - существуют в виде потенциалов. Художник движется в пространстве между этими полюсами. В проекте «Установка должна быть красивой» Желудь ещё более обостряет напряжение между понятийным (установочном, формульным, знаковым) и телесным (тактильным, эмоциональным и пр.).

Акция «Присутствие» собирает воедино несколько линий в искусстве Желудь. На фанерных ящиках, предназначенных для упаковки произведений совсем другого художника для выставки в Русском музее, Желудь пишет свои традиционные бытовые (они же бытийные) темы -  предметы обихода, житейского и служебного. В собственно пластическом плане  эти вещи продолжают линию, которую - в её истоках - я сблизил с ранним Рогинским. Рогинскому только раз, в реди-мейде «Красная дверь», удалось, в буквальном смысле, выйти «из картины» в другое пространство - дверь была реальная, всамделишная. Желудь же уже давно работает в трёхмерном пространстве, в своих инсталляциях как бы моделируя идеальную среду бытования. В то же время это «как бы» для неё принципиально: это вам не средовой дизайн, это сложное поле взаимоотношений умозрительного и телесного. Но в данном случае изображения традиционно двухмерны, выход вовне только подразумевается. Ящики же знаменуют собой реальную трехмерность и буквальный выход в иное, реальное пространство. Таким образом, артикулируется главная творческая установка Желудь:  переход из изображенно-пространственного в реально-пространственное, и наоборот. Со всеми сопутствующими коннотациями тактильно-телесного и умозрительно-опосредованного.

Использование тары как носителя искусства - вообще многозначный ход. Здесь и постмодернистская мания упаковки и складирования, когда-то специально тематизированная выставкой в знаменитом PS -1 Сontemporary Art Center. И любимый сюжет современного искусства - взаимоотношение с музеем. Он трактован Желудь так же амбивалентно, в русле её фирменной поэтики переходности: здесь и восторг проникновения в музей, пусть и «на плечах» другого художника, и ирония, снижение интонации: намек на данайцев, дары приносящих.

К себе, понятное дело, она этот озорной намёк не относит. И правильно: Аня Желудь работает  серьёзно, очень скоро, чтобы попасть в музей, ей не понадобятся  упаковочные ящики от чужих выставок...

Философия вещей Ани Желудь

Иосиф Бакштейн 

Когда начинаешь внимательно разглядывать работы Ани Желудь, приходят на ум стихи Рильке -  «И вновь без возраста природа и дни и вещи обихода и даль пространств как стих псалма». Аня оказалась способна изымать вещи обихода из мира повседневности и помещать их в то художественное измерение, в котором видна их абсолютная суть. Эти вещи становятся поистине вещими - их возможно созерцать с точки зрения вечности, в той поистине библейской перспективе, которую имел ввиду Рильке.
Оптика взгляда художника открывает нам происхождение предметного мира, многообразие его вещественных воплощений. Но это не только спокойный и уравновешенный мир повседневности. Этот мир, в объектах и инсталляциях Ани Желудь вполне может становиться и брутальным и агрессивным. Бытовая идиллия сменяется конфликтом, упорядоченность бытия - его неподатливой, жесткой основой. Железные прутья, торчащие из стен - это поистине остатки, то, что осталось, «голый остов» нашего предметного окружения.
Такая глубина погружения в проблему художественного преображения вещественности, зрелость художественного мышления говорит, если продолжать все данное рассуждение, о том, что у Ани Желудь есть ее собственная, ею разработанная версия Современности. Она оказывается способна найти место своего эстетического высказывания, своего «железного аргумента» среди и кодов поп-арта и концептуализма.
Составляя свою номенклатуру вещей, предметов и пространств, в которые эти вещи и предметы помещаются, Аня Желудь использует различные медиа - объекты, инсталляции, пространственные композиции, но суть того, что она делает, заключена на наш взгляд в ее живописи. Именно  живопись раскрывает истинную суть ее творчества. Здесь предметы обихода даны в их интимной сути, в традициях московской школы живописи, но одновременно наиболее философично.
Может такое утверждение и покажется странным даже тем, кто достаточно хорошо знаком с той свободой, с какой Аня владеет всеми визуальными медиа - на наш взгляд именно в живописи заключены «исток и тайна» ее мастерства.

Март 2010

Комнатное растение. Полная версия (пресс-релиз)

Настя Митюшина

Аня Желудь не так давно была известна как молодое дарование, изучающее «систему вещей», отливая их контуры в металле. На 53-ей Венецианской биеннале Желудь покорила критиков непредсказуемой инсталляцией «Коммуникации». Ее изящная антинарративность и пространственная гибкость созвучны опытам именитой парижанки Татьяны Труве.

В новом проекте «Комнатное растение. Полная версия» Желудь снова играет техниками артистической мимикрии, и делает это с невиданным размахом. Она преобразует галерею в пространство исключительно экспериментальное, свободное от коммерческих функций. В галерее в масштабе 1:1 воспроизведена загородная мастерская Желудь. Столкнувшись с пятиметровым авторским строением, зритель не узнает прежде просторный галерейный white cube, не видит знакомых архитектурных и интерьерных элементов. Но, поискав вход, попадает в святая святых - студию художника.

Ранний вариант «Комнатного растения» показывался в Петербурге к 8-му марта 2009 в квартире Желудь, превращенной в типичный artist-run-space «Объект на районе». Колюче-ломкие  металлические прутья, изъеденные ржавчиной, словно вырастали из бетонных цветочных горшочков, воплощая авторскую метафору: у материала, как бы им ни владел художник, всегда есть своя жизнь, свой нрав. С этим строптивым медиа Желудь сосуществует почти год: из него родились на свет проект «Не тот художник» и триумфальная Венецианская инсталляция. Именно этот колкий, но образо-емкий материал будоражит воображение Ани, занимая теперь все ее творческое пространство.

Пресс-релиз 2010

Интервью с Аней Жёлудь

Беседовал Саша Иорданов

Комнатное растение. Полная версия

Александра Рудык 

Выставка: Аня Желудь «Комнатное растение. Полная версия» (2-25 февраля, Галерея «Айдан»)

Хрупкая невысокая девочка, какой выглядит в жизни Аня Желудь, в современном искусстве - человек, которого заслонить сложно. Прежде всего на ум приходит, конечно, самая известная масштабная инсталляция Желудь под названием «Коммуникации», показанная на Венецианской биеннале, - железные прутья и провода окутали от пола до потолка все отведенное им пространство. И если бы не чрезмерная гибкость и эстетическая графичность контуров арматуры, то ничего бы в этом сваренном сваркой и согнутым сильными руками искусстве не выдавало бы хрупкости художника. Новая инсталляция в галерее «Айдан» «Комнатное растение» сделана из того же материала, на этот раз воссоздающего в масштабе 1:1 святую святых любого художника - мастерскую. Вместо суровой мужской жестяной архитектуры у Ани снова получились девичьи вензеля. Пятиметровые апартаменты, вход в которые еще нужно поискать, как только глаз привыкает к объему, мигом превращаются в чистейшую графику.

Художница хочет расти в комнате

Валентин Дьяконов 

В галерее "Айдан" показывают инсталляцию Анны Желудь "Комнатное растение. Полная версия". В прошлом году петербургская художница попала в основной проект 53-й Венецианской биеннале - несмотря на то что западные кураторы обычно выбирают те имена, которые уже на слуху. На волне такого успеха галерея "Айдан" готовит большую выставку Анны Желудь в ММСИ, а пока демонстрирует ее амбициозную инсталляцию в своих стенах. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.

Художник недели. Аня Жёлудь

Юлия Максимова

Вчера в московской галерее «Айдан» открылась выставка Ани Жёлудь (р. 1981), для которой художница воспроизвела в натуральную величину свою загородную мастерскую. Фоторепортаж с выставки можно посмотреть на форуме ARTinvestment.RU.

Художница не впервые делает свое персональное пространство неотъемлемой частью экспозиции: например, в 2007 году она представила в «АРТСтрелке» инсталляцию, изображающую ее петербургскую квартиру («Музей меня»). Предыдущая версия работы для «Айдан» (под названием «Комнатное растение») демонстрировалась в той самой квартире/мастерской-студии «На районе», которую сама она называет «объектом». Экспонаты выставки - ржавые металлические прутья, торчащие из бетонных горшков, - заставляли задуматься о сущности скульптурного творчества художницы, которая присваивает, модифицирует, «укрощает» материал, взятый из окружающего мира, так же, как люди перестраивают «под себя» природу, например, «выбирают (живому созданию - домашнему растению. - AI.) судьбу неодушевленных предметов».

Аня Жёлудь училась на живописца, но главным ее материалом стал металл - каркасная проволока, арматура, стальные прутья. Она рисует стальными прутьями в пространстве, открывая взору зрителя «каркас» исследуемого ей явления: так, в работе «Схема пространства» (2007) она представила скелет человеческого счастья, то есть набор необходимых вещей, без которых счастливое существование невозможно. Стол, стул, шкаф, коврик, кровать и книга, которую можно читать перед сном. «Никто не поверит в твое счастье, если у тебя не будет чего-нибудь из этого перечня. Если ты вдруг скажешь, что у тебя нет кровати или стола, все станут тебя жалеть. Никто не хочет быть жалким, поэтому у всех все есть, что нужно для минимального счастья в условиях цивилизации», - объясняет автор. Жёлудь показывает только контур, идею предмета, очищенную от всякой плоти (разнообразных свойств, которые придают предмету «индивидуальность»). В числе ее проектов - «каркасы» свадьбы (какая свадьба без белого платья, лимузина, букета и торта!), учреждения культуры, гинекологического кабинета, среднестатистической спальни и среднестатистической выставки.

В апреле 2009 года художница сообщила в интервью обозревателю Openspace.ru Георгию Слугину, что больше не хочет заниматься «схемами». Но в то же время она отметила, что подобные работы остаются наиболее востребованными у организаторов выставок. Стоит ожидать, что эти стильные, безупречно красивые произведения (точнее, составляющие их отдельные предметы) в недалеком будущем появятся на аукционном рынке. Хотя художница против того, чтобы ее инсталляции продавались по частям: по ее словам, такой проект, как «Железная свадьба», - это «проект именно такой формы, именно такого квадратного метра, количества предметов и расположения. Все вместе это и есть моя инсталляция. Когда она начала расходиться частями, я была очень расстроена». Вспоминается другая «свадьба», сделанная несколькими десятилетиями ранее «русской американкой» Луизой Невелсон: тоже масштабная композиция, состоящая из выполненных в одном стиле конструкций, которые (к великому неудовольствию художницы) были разлучены со своими «родичами» и разошлись по разнообразным собраниям.

В начале 2009-го Жёлудь устроила в лаборатории Art & Science Space выставку под красноречивым названием «Не тот художник», где были показаны абстрактные работы из металла и других материалов. Среди экспонатов выделялись «пучки» из проволоки, похожие на связки проводов. Подобные сплетения также демонстрировались на прошлогодней Венецианской Биеннале - на входе и выходе главной выставочной площадки, Арсенала. «Тихая» инсталляция Жёлудь, которую входящий зритель мог и не заметить, рассказывала о том невидимом, что обеспечивает «связи всего со всем».

Произведения Жёлудь входят в собрания ММСИ, ГЦСИ, частного Музея актуального искусства (Москва) и Музея нонконформистского искусства (Санкт-Петербург). В мае 2009-го она «проникла» в Русский музей, написав картины на фанерных ящиках, в которых транспортировались картины любимого ею художника Арона Буха, чья выставка тогда проходила в музейных залах. Работа над картинами, на которых изображены гаражи-ракушки и бытовая техника, стала для нее способом «тактильного взаимодействия» с живописцем (такие работы есть и на новой выставке «Комнатное растение»).

Несомненный международный и национальный выставочный успех пока сложно подтвердить аукционной статистикой, что обычное дело для молодых художников. Работы Анны Жёлудь распродаются в частные и музейные собрания и пока почти не появлялись на вторичном рынке, никто не спешит перепродавать. Первый раз ее холст без названия размером 100 х 150 был выставлен в июне 2009 года на Sotheby's с эстимейтом 3-5 тысяч фунтов, но в тот раз не был продан.

Выставка «Комнатное растение» в галерее «Айдан» продлится до 25 февраля. В этом году Аня Жёлудь обещает организовать еще три экспозиции: «Золотое руно» в Эрмитаже (март), «Хаммер» в галерее Марины Гисич (апрель) и «Продолжение осмотра» в ММСИ (май).

«Живопись на районе» (пресс-релиз)

Теперь жителям Красногвардейского и Калининского районов не надо далеко ходить для того, чтобы посмотреть современное искусство! 28 октября в мастерской художницы Ани Жёлудь откроется новая экспозиция «Живопись на районе» - серия картин по мотивам окрестностей.  Выставка будет доступна в течение пяти дней.

В среду 28 октября - вечер в честь среды. В выставочном зале «Объект на районе» - одиннадцать картин одиннадцати ведущих художников Петербурга:

Андрей Рудьев
Пётр Швецов
Пётр Белый
Энвер
Александр Дашевский
Екатерина Ежкова
Вероника Рудьева-Рязанцева
Евгения Голант
Пётр Рейхет
Илья Гапонов и Кирилл Котешов
Вера Светлова

Может ли художник без среды? Не может! И если вам далеко ехать из центра на проспект маршала Блюхера, то всё равно приезжайте, потому что среда это важно.

Аня Жёлудь между гламуром и некоммерцией

Дмитрий Тимофеев 

Молодая художница рада, что в Венеции ее принимали за электрика. Но в России у нее все совсем по-другому

Аня Жёлудь - талантливый молодой художник. Аня Жёлудь - красивая молодая девушка.

Выросла в Санкт-Петербурге. Там же выучилась. На художника. В бывшем Мухинском училище, ныне ГХПА. В последние годы все больше времени проводит в Москве. Или - между городами.

- Я очень люблю Москву. Когда заезжаю с Ленинградки на Тверскую, четко понимаю, что люблю этот город, и я довольна тем, что могу здесь жить. Петербург - это привязка, я не могу туда не приезжать. У меня там квартира на проспекте Маршала Блюхера, из которой я сейчас сделала мастерскую для народного доступа, она называется «Объект на районе». Такое мое детище. Я делала дома ремонт и, пока не решила, что устрою из квартиры объект-инсталляцию, никак не могла его закончить. Я очень рада, что мне удалось это сделать. Таким образом я поддерживаю свое наличие в Петербурге, хотя большую часть времени провожу здесь.

Мы с Аней сидим в галерее «Айдан» - на мягком диванчике, что слева от входа, за стойкой с каталогами, открытками и магнитиками. Под «Мостами» Апанди Магомедова - средней ширины бумажными полосками, протянутыми от одной стены до другой. Работники галереи периодически проверяют работу сопровождающего видео, наверху громко говорят по-английски, входят-выходят посетители - галерейные будни. Уютного мало. Впечатляющего нет. Не вполне понятно, насколько в этом пространстве Ане комфортно. Но о том, чтобы ехать в Анину подмосковную мастерскую - ангар в довольно живописном месте, если верить фотографиям на ее сайте, - не может быть и речи: ночью того же дня Ане нужно возвращаться в Питер.

- Я прожила полтора месяца между Германией и Венецией. Надеялась, что хоть сейчас можно будет наконец отдохнуть, побыть в одном месте, а тут выяснилось, что завтра надо быть в Эрмитаже на каком-то там важном приеме, опять на два дня нужно уехать.
- Не дают успокоиться?
- Не дают.

Чувствую, что я - один из тех, кто не дает. Впрочем, Аня говорит спокойно, размеренно, медленно - думая, прежде чем сказать. Дежурных ответов у нее, похоже, нет. Что приятно. Застревает в голове это слово - «приятно».

- Ваша инсталляция в Венеции - «Коммуникации» - на многих произвела приятное впечатление.
- Для меня большое удивление, потрясение, что художественная общественность одобрила мою инсталляцию. Я не знаю, что в ней такого особенного, что смогло заставить даже самых строгих критиков положительно оценить эту работу».

В Аниной интонации нет ни кокетства, ни самоуверенности - некоторое искреннее смущение. Аню не хочется называть художницей. Девушка-художник - это, может, не вполне благозвучно, но более точно.

- Я поехала смотреть пространство в марте. До этого была знакома с пространством Арсенала только по фотографиям, толком не знала размеров. Когда я приехала, стало понятно: это невозможно назвать полноценным выставочным пространством. Это вход и выход, там ничего толком ни поставить, ни повесить. На входе в моем распоряжении могла быть только верхняя зона. Организаторы и технические работники в Арсенале очень нервничали, что я могу попытаться заблокировать вход. Там вносят и выносят всякие большие вещи, он должен работать. То есть сразу куча ограничений.

Когда я поняла, что как-то заметно выступить не получается, то решила, что буду прятаться. Тихо и скромно забиваться во все углы. И мне это удалось: на входе работы почти никто не замечает. Это нормально, так и должно быть. Это часть проекта: первое, что должен сделать зритель при входе в Арсенал, - не заметить мою работу.

Не заметить работу несложно: пучки чего-то скрученного, металлического, вылезающие из потолка, «оживающие» только в конце, на выходе, спускаясь по стенам, расщепляются и робко протягивают зрителю уже разрозненные свои проводки. Незаметное становится очевидным. Тихое начинает говорить. Эта спокойная, аккуратная, качественная работа Ани резко отличается от ярких, масштабных российских проектов на биеннале в этом году. И трогает - она оживляет материал.

«Одушевлением» и «реанимацией» предметов Аня занималась и занимается - вдыхая новую счастливую жизнь в старенькие чайнички и бидончики, иногда, по ее словам, найденные на улицах, расписывая упаковочные ящики из-под работ Арона Буха, превращая монитор ноутбука в дверь, за которой зеленеет травка и можно пристроиться на стульчике. Расставляя на столе кастрюльки, Жёлудь лишает их функциональности, а вешая над этим столом полотно с теми же кастрюльками, подчеркивает их эстетический потенциал.

«Коммуникации», как и многие работы Ани, далеки от постмодернизма, шуточек, аллюзий и реминисценций. Это искусство чистое - непретенциозное, неразвлекательное, непонятное, самодостаточное, врезающееся в сознание.

- Как с вами работали кураторы?

- От Даниэля Бирнбаума у меня осталось очень приятное впечатление, это чуткий, проницательный, заботливый куратор. Мне не доводилось раньше встречать таких людей. Очень деликатный, тактичный человек, внимательный к художникам... Просто нет слов. Он не вносил никаких жестких директив. «Это вправо подвинь, это влево» - ничего такого не было. Свой проект я предложила ему еще зимой, когда уже стало понятно, что мне достаются вход и выход, но не было ясно, что эти вход и выход собой представляют. Идея моей работы «Коммуникации» была номинальная: на точке входа что-то появляется, и на точке выхода оно же появляется снова. Идея позволяла без проблем в случае чего все поменять, подвинуть, сориентироваться по ситуации. Как и произошло.

Изначально я хотела, чтобы все было фигуративно и предметно: розетки, вилки, счетчики и так далее. Но материал вывел на нечто другое, более абстрактное. Я отказалась от предметности и сделала несколько другую работу, чем задумывала изначально. Но к этому я пришла сама, безо всякого давления со стороны кураторов. Когда я делала монтаж, Бирнбаума вообще не было, он уехал куда-то по делам. Потом он вернулся, сказал, что, мол, браво-браво, что ему все нравится, спросил, буду ли я рисовать тени, я сказала, что буду. И он всем остался доволен.

С другой стороны, я видела, что по поводу многих проектов Бирнбаум и Йохан, его помощник, дискутировали: что куда поставить, в какой цвет покрасить... Они занимались поиском способов подачи тех экспонатов, авторы которых не присутствовали. Я, как мне кажется, не доставила им особых хлопот».

«Эй, Жёлудь, - раздалось сверху. - Ты что там делаешь? Должна же была уехать уже».

Аня пояснила, что пока еще дает интервью, и продолжила:

- У меня, впрочем, был еще один куратор, между мной и Даниэлем, Борис Маннер, приглашенный Stella Art Foundation - при поддержке этого фонда была организована вся работа. Такой австрийский философ, он со мной, можно сказать, работал.

- «Можно сказать» или работал?

- Работал. Но не было такого, что я показываю ему эскизы, а он говорит: это так, а то эдак. Я показывала какие-то наработки, он говорил: все нормально. Показывала фотографии предыдущих проектов, он говорил, что ему нравится. И все.

- Разница в работе с куратором в России и за рубежом ощутима?

- Видимо, я проблематичный художник для куратора. Вот, например, проект в Laboratoria Art & Science Space... Куратором была Даша Пархоменко, у нас было много напряженных моментов. Во всех мероприятиях, где фигура куратора весома, я вечно всем недовольна, меня все не устраивает.

В предыдущих беседах с художниками проблема взаимоотношений кураторов и художников периодически возникала, причем художники часто высказывали разного рода критику в адрес организаторов процесса. Аня от таковой осторожно воздержалась.

- Что касается Арсенала, то думаю, что мне чрезвычайно повезло: я просто как-то угадала, попала в общую ситуацию... Вся выставка - это тихие, блеклые объектики, инсталляции. До открытия я ходила и думала: что же это такое? Все чересчур тихое, ничего вызывающего, ничего провоцирующего... Но уже после открытия, после того как большая часть публики прошла сквозь Арсенал, выставка вдруг заработала. Она буквально включилась.

У нас обычно как? Накануне открытия все на своих местах, все отлично. Прошло открытие, все сказали: «Ну чё-то как-то не очень». И выставка, вместо того чтобы работать, начинает чахнуть. А здесь... Не знаю. Может быть, свою роль сыграло отношение публики: идут толпы народа, все они с интересом, с позитивным настроем смотрят на какую-то ерунду, и эта ерунда вдруг начинает расцветать, превращаться в искусство. Мне кажется, что Даниэль изначально на это рассчитывал. И мне просто повезло, что я попала в общую интонацию тишины, растворенности.

- То есть дело в разнице отношения к искусству в Венеции и в Москве-Петербурге?

- Да, конечно, отношение разное, и разное искусство от этого отношения. Конечно, изменения в лучшую сторону очевидны. Сейчас в Москве есть «Винзавод», туда ходит такое количество людей, которое три года назад было сложно даже представить... С годами мы научимся смотреть на искусство по-другому. Здесь очень много скептицизма, заведомого непонимания, заведомого недоверия. Зрителю нужно время, чтобы научиться доверять.

Скептицизм, заведомое непонимание и заведомое недоверие незамедлительно дали о себе знать. В «Айдан» вошла пара молодых людей - судя по виду, студенты. Они окинули взглядом помещение, развешанные белые ленты, белую спираль вокруг колонны и спросили у первого замеченного человека, коим оказался я: «А где выставка?» - «Вот», - ответил я, указывая на «Мосты». «Вы шутите? Где выставка-то?» - чуть более раздраженно спросили они. «Ну вот же. Это вот все. Мало?» Все еще подозревая подвох, они неуверенно обратились к стоявшей чуть в отдалении Ане: «Что, правда, что ли?» - «Правда», - сказала Аня, и молодые люди не то озадачились, не то расстроились. Аня подбодрила их, объяснив, что выставок тут много, разных. Молодые люди ушли на поиски чего-то более убедительного.

Первая Анина выставка, мною увиденная, - какие-то непонятные телесного цвета кольца, десятки колец, нанизанных на металлический стержень (это называлось «Памятник девству») - оставила меня равнодушным. Потом появилось множество каркасов железной мебели, туфелек, вешалок и одежки. Все это показалось мне идеологически пустым, но явно обладало способностью продаваться. Потом меня обрадовали яркие и рефлексивные «Музей меня» на «АРТСтрелке» и «Не тот художник» в лаборатории Art & Science (все проекты можно посмотреть здесь). Много объектов и объектиков. Живопись, реди-мейды, металлические изделия. Вроде бы те же, но, оказавшись в другой компании, они изменились к лучшему.

Впрочем, была и октябрьская «Железная свадьба»: туфельки, платьица, рояльчики и прочие атрибуты жизни а-ля Ксения Собчак - казалось, что Жёлудь принялась за эксплуатацию приема. Но в Венеции Аня выступила иначе. Материал был другой, и его было крайне мало.

- С чем связан такой переход от многообъектных работ к минимализму?

- Конкретных стремлений, задач, установок у меня нет. Я делаю всю жизнь один большой проект, он называется «Аня Жёлудь» и состоит из разных-разных вещей. Мне важно не впадать в однообразие. Как на живописной картинке есть зоны, какие-то пятна, контрасты, взаимодействия, так в этом наборе выставок, фактов моей художественной биографии есть своя логика, последовательность, закономерность.

В «Лаборатории» я показывала художника в разобранном виде - как он меняется в момент, когда с ним что-то происходит, с его «художественным телом». Это был переходный момент. Тогда же я начала работу с пучкообразными металлическими проводами. Работа в Венеции - это продолжение той работы, только уже оформленное и очищенное. «Точка 1» - точка входа, «точка 2» - точка выхода, была еще и «точка 3» - предбанник, где тоже ничего толком невозможно было сделать. Я попросила убрать все фальшстенки, за фальшстенками оказалось множество всяких старинных машин, разных приборов... Я их открыла, почистила-помыла. Красить было нельзя - лессировала. И у меня там очень насыщенная среда получилась, абсолютно не минималистичная.

Еще меня попросили сделать «маленькую инсталляцию» в офисе биеннале, сказали, что она там останется на пять лет. Там как раз максимум минимума. Рядом с площадью Сан-Марко дворец, в нем офис, какие-то кабинеты, но в большей степени это место для переговоров, приемов. И в одном из таких переговорных залов накануне открытия биеннале сделали ремонт: дорогая отделка стен, мраморные полы, стильная мебель... И там на потолке у меня несколько металлических элементов - буквально сопельки такие спадают. Монтажники, которые этот потолок вылизывали не одну неделю, круглыми глазами смотрели, как я развешиваю всякие непонятные штуки.

И в офисе, и в Арсенале мимо иногда пробегали электрики и предлагали мне пластиковые технические приспособления, которые фиксируют провода, - это было самым большим для меня комплиментом. И вообще, меня часто воспринимали как электрика, думали, что я вожусь с настоящими проводами.

Вот так радовалась Аня удавшейся незаметности «пучков». Чайнички и кастрюльки были не-искусством, она превращала их в искусство. «Провода» - искусство, маскирующееся под не-искусство.

- Вы работали в Венеции или готовили объекты здесь?

- То, что было в Венеции, сделано в моей подмосковной мастерской. Я построила копию пространства входа в Арсенал в натуральную величину. В Арсенале я только собирала работу. Мне как-то было страшно брать туда материал, что-то прямо там делать. Побоялась растеряться. Может быть, мне не хватило профессионализма. Можно было рискнуть, но я не стала, не знала, как это будет выглядеть. Я решила, что лучше дома сделаю всё: и вход, и выход, и подиумы, и стенку.

Подход к работе очевидно не «типично русский»: без «авосей», «как получится», «да успеем» и «так сойдёт». Впрочем, художник Аня Жёлудь приятно удивила не только этим.
Оживившись, она принялась рассказывать другую историю:

- Параллельно с биеннале я делала проект «Бункер» в Германии. Я уехала из России на машине в конце апреля, неделю делала «Бункер», потом поехала в Венецию, две недели делала «Коммуникации», снова поехала в Германию, там все доделывала... В общем, восемь недель туда-сюда, всё в цейтноте. Но это было интересно, нескучно. Все время в Венеции быть нельзя - там такая красота, что за полтора месяца может случиться передозировка.

Третьего июня открылась биеннале, тринадцатого открылась выставка Nord-Art, недалеко от Гамбурга. Там у меня, на этой большой выставке, где принимают участие порядка 250 художников, открылась собственная яма - «Бункер».

В этой выставке я участвую уже третий год. Там фабрика, как водится. Бывшие фабричные территории, на которых живет искусство. Куратор-художник Вольфганг Грамм со своей женой-художницей все там организуют и делают, их поддерживает завод по производству дренажных систем АКО, один из старейших в Германии. Они не привлекают никого от критической среды, никаких кураторов. Но в то же время там очень благоприятная атмосфера для работы. Маленький город, почти деревня; никакой суеты, шумихи. Весной начинается монтаж, в июне открывается выставка, и работает она до конца октября.

На этой фабрике есть место, где отливали когда-то крышки для люков. В этот раз я заранее сказала, что поеду, если мне дадут работать с этим местом. Там около двухсот квадратных метров ниже уровня пола. Нельзя сказать, что это совсем подземелье, но для того, чтобы туда зайти, нужно спускаться. Эта яма - почти посередине экспозиции, но там настолько много грязи, так сыро и вообще так отвратительно, что все всегда смотрели вниз, говорили: «Вот бы там что-нибудь сделать» - но никто не решался. В общем, мне дали на это добро, и в марте, после того как я съездила в Венецию, я поехала в Германию и начала очищать этот бункер сама, своими силами. Иногда мне давали помощников, но не то чтобы кто-то прям все за меня делал. Я находилась там с утра до вечера.

В «Бункер» я приезжала достаточно регулярно, все время о нем думала. Я четко знала, куда что хочу положить, где что хочу повесить. Большая проблема была с уборкой - это заняло много времени. Но дело того стоило. В итоге я отвезла туда объекты со своих предыдущих выставок: всю инсталляцию из «Лаборатории», живопись. Часть инсталляции посвящена истории фабрики и женщинам, которые на ней работали. Много-много всего, целый мир, и те же «Коммуникации» там появляются. Поскольку это происходило параллельно с биеннале, то связь одного проекта с другим явно присутствует. Это долгосрочный проект, я могу туда приезжать, что-то привозить, что-то вывозить. Это какой-то итог моей работы за последние пять лет. Он немножко похож на выставку «Музей меня», но только там всего больше, и вообще я им очень довольна. Только, к сожалению, его никто не увидит.

Делать свой «итоговый» (пусть и за пять лет) проект в месте, широкой публике малодоступном, современному художнику не очень свойственно. После превращения галерей в бутики молодые художники часто рассматривают искусство как дело прибыльное. Большие выставки в некоммерческих пространствах проводят, как правило, либо авторы, позиционирующие себя как «внесистемщики» (например, Гарик Виноградов), либо уже давно сформировавшиеся художники (например, Вадим Захаров). Таков стереотип. Но вот таким занимается молодой автор, художник вполне коммерческого заведения. И это заслуживает уважения.

- В Москве вы сейчас работаете с галереей «Айдан»?

- Да. По предварительным планам галереи, ближайшая выставка у меня должна быть в феврале.

- По духу она будет близка «Коммуникациям»?

- Галерейная история - совсем другая. Это не выставка. Если бы я показывалась всего раз в год и в галерее, тогда да... А так как есть другие проекты в местах некоммерческих, то незачем в галереях заниматься тем же. Галерея - это не выставка ради выставки, тут нужно думать не только о своем художественном эго, но еще и об интересах галереи. Здесь нельзя попросить кучу денег на реализацию проекта и сделать неизвестно что.

В «Айдан-галерее» сложное пространство: нет высоты из-за рампы со светом, колонна, какие-то странные вытяжки, стены разной высоты, фактура потолка много на себя берет. Если с «Железной свадьбой» осенью я как-то выкрутилась, то сейчас не знаю, как быть.

- То есть вы в таком пограничье: работаете на коммерческих и независимых территориях, и везде чувствуете себя комфортно?

- У меня есть планка - не врать самой себе. Что в «Айдан», что в Арсенале я делаю то, что мне интересно, то, что нравится.

Про «Железную свадьбу» я могу сказать, что, понимая рамки, установки и всю несвободу при работе в галерее, я решила, что надо не сопротивляться всему этому, а, наоборот, идти навстречу. «Железная свадьба» - это проект не вопреки, а на поводу. Я специально сделала гламурный проект про свадьбу, роскошную такую выставку. Приходили блондинки, мерили платья, фотографировались. К тому же это «Винзавод». Я старалась соответствовать формату, в котором нахожусь. Но старалась соответствовать до той степени, до которой меня это не коробит.

Вот, пожалуйста, и «Абсолют». Сложно назвать это выставкой. Это другой формат. Не галерейный и не выставочный. Но я приняла в этом участие, у меня там ноутбук стоит. Когда еще на такой проект деньги выделят? Мне, кстати, кажется, что им удалось не свалиться окончательно в рекламу. Они сделали праздник. Ну, такой праздник по поводу водки «Абсолют». Ну и что здесь плохого? Группа «Аэробика» выступала, я с удовольствием потанцевала. Мы просто по-русски очень серьезно ко всему относимся, с требованием высочайшего качества. А искусство - оно не для всех и не везде. Зачем ожидать искусства от промоакции? Или на арт-салоне?

Возникают некоммерческие территории, другие адреса, где нет этой галерейной, ярмарочной атмосферы, и все встает на свои места. Есть Московская биеннале, где происходит искусство, и есть «Винзавод», где происходит тусовка. Тут же можно купить и качественное искусство, которое осело, пройдя какие-то фильтры, - и что тут, собственно, плохого? Я в свое время очень жестко делила искусство на коммерческое и некоммерческое. Потом стало понятно, что все равно все коммерческое, потому что и для того, чтобы делать некоммерческое искусство, нужны деньги.

- И стало одинаково свободно и там, и там?

- Сейчас - да. Год назад я изводилась с делением коммерческого и некоммерческого, у меня ушло какое-то время, чтобы к этому привыкнуть, со всем этим смириться. Год назад я сказала бы: ой, «Абсолют», ой, промоакция, ой, какая ерунда. Наверное, «Железная свадьба» - как раз та выставка, на которой я со всем этим сживалась.

Аня Жёлудь - пример простой истины: художник - это в первую очередь художник сам по себе, а не художник-такой-то-галереи или художник-такой-то-субкультуры. Но при этом существование в качестве художника-такой-то-галереи, - во вторую, как максимум, очередь тоже не так плохо. Среди «интеллектуальствующих» молодых людей почему-то расхоже мнение: коммерческое = плохое. Но ведь деньги - не такая дурная вещь, если не ставить их во главу угла. Коммерческая выставка - это не так ужасно, если не делать только коммерческие выставки. «Вообще я занимаюсь искусством, но иногда делаю и коммерческие выставки» - позиция, которую можно уважать. В любом случае контекст только влияет на работу, но не определяет ее качество. И в коммерческих галереях не может не быть хороших выставок. Хотя бы иногда.

Подмосковная ангар-мастерская - Анино пространство? Анино. Глянцевая «Айдан» - Анино пространство? Анино.

Ей не дискомфортно и не тесно нигде - до тех пор, пока это не противоречит проекту «Аня Жёлудь».

Официальный сайт Государственного Эрмитажа

26 июня 2009 года состоялся IV Международный благотворительный Торжественный прием в Зимнем дворце. Собранные средства будут направлены на финансирование проекта реставрации Восточного крыла Главного штаба и создания музея искусств XIX, XX и XXI веков. Его завершение увенчает празднование 250-летия Эрмитажа в 2014 году.

Международные благотворительные Торжественные приемы трех предыдущих лет собрали более двух миллионов евро. Эти средства вошли в сумму благотворительных средств, которые Государственный Эрмитаж сможет использовать для реализации второго этапа проекта реставрации Главного штаба. Первый этап осуществляется на средства Всемирного банка. Для полной реализации проекта Эрмитажу предстоит собрать не менее 50 млн. евро благотворительных и спонсорских средств, в этом случае правительство России (как ожидается) выделит эквивалентную сумму.

Государственный Эрмитаж благодарит за поддержку со-председателей Почетного комитета Международного благотворительного Торжественного Приема: А. Кудрина, В. И. Матвиенко, М. Б. Пиотровского, князя Д. Р. Романова и В. О. Потанина.

В соответствии с традицией посвящать Торжественный прием одному из искусств, в этом году Государственный Эрмитаж чествовал скульптуру. В числе Почетных гостей этого вечера были Вим Дельвуа, Анна Желудь, Рем Кулхас, Джефф Кунс, Григорий Ястребиницкий, Зураб Церетели.

Гости приема могли насладиться великолепным собранием античной скульптуры в залах Эрмитажа, а также увидеть несколько образцов современного искусства - новый дар Луиз Буржуа музею ("Этюд с натуры" - "Nature Study"), "D 11 Бульдозер (1:2.5)" Вима Дельвуа (выставка при поддержке JT International), который останется в Большом дворе Эрмитажа до сентября, после чего примет участие в III московской биеннале современного искусства, и "Вешалку" москвички Анны Желудь (привезенной специально на этот вечер из Москвы госпожой Айдан Салаховой). А фойе Эрмитажного театра демонстрировался ДАР ГАЛЕРЕИ "IL CIGNO" (2008 ГОД) ЭРМИТАЖУ:

Альберто Бьязи. Зрительная треугольная динамика.
Йоррит Торнквист. Без названия
Бен Орменезе. Маленький театр
Франко Косталонга. Отражение
Хорасио Гарсия Росси. Электрический светоцвет, вращение

В музыкальной программе вечера приняли участие артисты балета Мариинского театра и артисты камерного хора "Musica Practica" под управлением Владимира Суздалевича. Ярким событием вечера стал гала балета в Эрмитажном театре с участием Алексея Ермакова, Михаила Лобухина, Ульяны Лопаткиной, Дениса и Анастасии Матвиенко, Татьяны Ткаченко.

IV Международный благотворительный Торжественный прием в Зимнем дворце
http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/11/2009/hm11_1_216.html

"Вешалка" молодого скульптора Анны Желудь встречала гостей на Николаевском подъезде
http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/11/2009/hm11_1_216_0.html

Персонажи Арт. Аня Жёлудь

Что: для Международного павильона при поддержке Stella Art Foundation сделала

Инсталляцию «Коммуникации» из металлических прутьев, имитирующих провода, - две её части разместились на входе и на выходе из «Арсенала».

Бунт: «Приятно, когда в моих работах не видят женского почерка и обращают внимание на то, что я имею дело с «неженскими» материалами -  железными прутьями, проводами...  Думаю, свою первую работу создала в 3 года: вбила ржавые гвозди в паркет по всей квартире. Родители были в шоке».

Ощущения: «Когда я увидела свою работу в контексте остальных - почувствовала себя на своём месте. Я довольна».

Женская слабость: « Я варю не только металл, но и супы - одно другому не мешает. Супы овощные - муж не ест мяса».

Моя жизнь в искусстве: «Художником я мечтала быть с детства. Но понимала, что женских имён немного, и очень расстраивалась, что родилась женщиной. Думала, в итоге ничего не получится. Но потом поняла: всё так, как и должно быть. Всё идёт правильно. Мне нравится искать живое в неживом. И потом оживлять его. Современное искусство - это моё всё. Не работа, не удовольствие. А способ жизни. Метод»

Анна Жёлудь и незаметное искусство

Появление в «списке Бирнбаума» активно лоббируемой Stella Art Foundation Анны Жёлудь, художника, как нам казалось, коммерческого и декоративного, вызвало недоумение. И тем сильнее было позитивное впечатление, вызванное её проектом в главном павильоне Биеннале. В интервью журналу художница рассказывает, как она вписалась в концепцию проекта в Арсенале.

Ваша работа «Коммуникации» стала своего рода преамбулой к проекту Даниэля Бирнбаума в Арсенале. Наверное, в этом есть как плюсы, так и минусы?

Мой проект состоит из нескольких частей. Первая «начинается» у входа в павильон, то есть ещё до того, как зритель попадает на выставку. Не вся публика готова уже смотреть искусство в этом лобби - там книжный магазин, гардероб, проверяют билеты, толпится народ. Мне сразу было понятно, что это место со всеми его техническими функциями нельзя расценивать как полноценное выставочное пространство для инсталляции. Передо мной стояла задача придумать нечто нетривиальное, исходя из заданных условий показа. Поэтому рабочей зоной я выбрала потолок.

Вторая часть располагается ближе к выходу - это действительно выставочная территория, правда, тоже не самостоятельная, - часть стены. За стеной ещё кусочек. Потом меня ещё попросили сделать маленькую инсталляцию в офисе Биеннале...

Я предчувствовала, что нужно будет действовать быстро, концепция должна была быть подвижной и готовой к любым переменам: мест, пространств. А тема проводов, тема коммуникаций - как визуальный пример связей всего со всем, а также и переплетений человеческих судеб, тема связи человека с человеком - некая данность, мы это можем чувствовать, можем об этом не помнить, не думать, но это всё равно есть. Так же и технические коммуникации, они тоже везде присутствуют, спрятаны за стенками, за панелями - они не видимы, но они есть. В итоге, мной это было проиллюстрировано с помощью металлических конструкций, которые то вырывались из стен наружу, то снова их протыкали, проваливались в недра здания Арсенале, проходили его насквозь и, наконец, появлялись на выход...

Если говорить об идее проекта Бирнбаума «Создавая миры», как Вы свою работу с этой идеей соотносите?

Тема эта очень широкая... Никакой кураторской работы со стороны Бирнбаума на себе лично я не почувствовала. Я просто предложила эти вещи, ему понравилось. Конечно, я посылала картинки, мы переписывались, проект корректировался, но когда я отправила окончательные эскизы, он сразу всё одобрил, я не очень представляла, что и как будет выглядеть в целом в Арсенале, я монтировалась самой первой, здание было совсем пустым.

То есть Вы делали свою работу вне контекста, не зная, что будет вокруг?

Это было ещё в начале апреля. Пустое простраство, Бирнбаум ещё не приехал - было очень странно. Потом, когда вернулась уже перед открытием, то поняла, что мне повезло. Вообще мне всегда нравится работать на контрасте, нравится быть заметной, понимать соседство, оттенять его или быть им оттеняемой. Нравится работать с ситуацией. А тут... я могла, конечно, пойти по тому же принципу, но, когда стало ясно, что не удастся сделать такую «настоящую», заметную вещь, я решила, что буду прятаться, вести себя тихо и скромно, и постаралась настолько, что многие, в самом деле, не видели моей работы. Её было сложно отличить от действительно технических сооружений, некоторые электрики воспринимали меня как коллегу, при том, что у меня были не настоящие провода, а металлические.

Это вообще своеобразный и очень интересный материал, не сортовой металл, а металлолом - пучки проволоки, которые используют для упаковки партий металла. Такая «проволока» никому не нужна, её сразу после распаковки отправляют на переплавку, то есть, в принципе можно сказать, её и нету. Но она жутко красивая. Я потратила много сил, чтобы собрать эту проволоку, перед тем, как её срезают и прессуют...

И уже перед открытием поняла, что всё правильно решила, потому что все работы, собранные Даниэлем - они такие. И выставка в целом - и это, надо сказать, было такое удивительное открытие для меня - «включается» после того, как через неё прошло определённое количество народа, после того, как она заработала. Потому что накануне открытия, на мой взгляд, всё это не выглядело искусством абсолютно. Было много таких просто пассивных, вялых, тусклых, обезличенных произведений.

Общая концепция Бирнбаума предполагала такую обезличенность?

Мне кажется, да и не только мне, что в последнее время существует тенденция, когда куратор действует как своего рода художник, у которого палитра состоит из работ других художников, и он выстраивает некую картину. Мне понравилось то, что сделал Бирнбаум, это реально его работа из других работ - единое целое. Есть некая обезличенность, и персона куратора заметнее всего, но этот ход интересный, на мой взгляд.

Можно ли это рассматривать как попытку сформировать новую тенденцию в представлении, интерпретации искусства? На общем фоне аранжировки искусства как части сферы развлечений, произведения не зрелищные, не развлекательные, требующие и от зрителя работы тоже, перестраивают ли они как-то взаимоотношения: куратор - художник - произведение - зритель?

Я думаю, такие вещи можно делать только в рамках Биеннале. Я вообще не вижу никакого варианта для таких проектов, кроме как Биеннале. Это должно быть очень серьёзное, авторитетное, большое мероприятие. Зритель здесь - весомая часть кураторского проекта. Важно учитывать этого зрителя, ожидать от него участия, но участия, основанного не на интерактиве и развлечении, участия даже не интеллектуального. Выставка «ожила» после того, как её посмотрели пять тысяч человек, это всё превратилось в искусство, любая ерунда. Энергетика, атмосфера, позитивные настроения публики. Люди едут сюда с определённым настроем, и они готовы посчитать за искусство всё что угодно. Это, с одной стороны, гигантская вероятность профанирования, но с другой настало время, когда зритель доверяет тому, что ему предлагают смотреть. Бирнбауму, мне кажется, удалось все эти взаимоотношения установить и устроить так, чтобы всё «включалось». Вряд ли посетители все об этом задумываются, да, может, и художники...

А Вы что думаете?

Я смотрю на это как на учтённые куратором обстоятельства, на которые он расчитывал, может, и подсознательно.

Вы попали в его линию, Ваша работа вписалась в концепцию?

Ну да, было бы ужасно, если бы я что-то нагородила такое... Было бы неловко потом.

«Коммуникации» заставляет задумываться о разных вещах, от коммуникаций в техническом смысле, до коммуникации в смысле общения. Вы стремились к общению какого-то определённого рода?

Я не старалась выстраивать диалог ни с публикой, ни с контекстом, это просто ассоциация, или, точнее, визуализация моей ассоциации по поводу отношений между людьми. Такие большие выставки - это ещё и точка мощнейшей социализации и открытый пример того, что люди живут одним и тем же. На примере художников, их работ, понятно, сколько людей - близких друг другу по взглядам на мир и так далее. А материал, с которым я работала, просто иллюстрировал эту ситуацию, и всё. Там узлы и нитки - параллели и пересечения. Думала сначала, что работа будет достаточно предметной, такой изобразительной. Мне хотелось, чтобы там присутствовали признаки историй с розетками, вилками, счётчиками. Но пока я делала инсталляцию, кстати, всё это происходило здесь, у меня в мастерской... Мне строили в натуральную величину вход в Арсенале, 10-метровую стенку с тумбами на выходе... Вот, пока я этим всем занималась, я поняла, что самое главное - узлы, касания этих прутьев и пересечения. И это невероятно красиво. И я отказалась от предметных элементов, чтобы оставить внимание им. Как в жизни бывает красиво в даже самом простом общении, также в невзрачном соре оказалось достаточно много красоты.

The Art Magazine Искусство 3'2009
http://iskusstvo-info.ru/2009/3/10zholoud.htm

Аня Жёлудь: «Кураторы хотят металл»

На загородном участке Ани Жёлудь, участницы выставки ABSOLUT Creative Future, можно обнаружить огромную студию-ангар и почти две тонны металлолома. Художница провела по своим владениям ГЕОРГИЯ СЛУГИНА и рассказала, почему считает себя заложницей металлического пространства

Петербургская художница Аня Жёлудь с самого детства занимается живописью. Она превратила свою квартиру на окраине Петербурга в студию-мастерскую «Объект на районе», где теперь 27-летнюю участницу европейских выставок не застать. Не поймать Жёлудь и в Москве - уже несколько недель она безвылазно работает в подмосковной деревне Аринино, готовит проект к 53-й Венецианской биеннале, которая стартует 7 июня 2009 года.

Москва узнала о петербургской художнице в 2007-м после инсталляции «Музей меня»: Жёлудь устроила на «АРТСтрелке» собственную квартиру-музей - не слишком серьезную, с носками, развешанными на батарее. Потом была успешная выставка «Железная свадьба», представленная в «Айдан галерее», - выгнутые из стального прута объекты из мира невесты: платья, туфли, лимузин и даже торт. Прием, найденный художницей, показался журналистам и зрителям свежим - то ли «графическая» скульптура, то ли объемные рисунки. Сейчас в календаре художницы, мгновенно перешедшей из разряда «молодых» в разряд «перспективных», одна выставка теснит другую. В конце апреля в Мраморном дворце Русского музея в рамках большой выставки живописца Арона Буха будут представлены 18 музейных ящиков, которые Аня расписала черно-белыми зарисовками урбанистических гаражей и изображениями бытовой техники. В том же месяце в Италию отправится железная инсталляция «Коммуникации», на 13 июня в Германии запланирован показ еще одного проекта, «Бункер», а 20 июня Аня представит свой проект на выставке ABSOLUT Creative Future на «Винзаводе». И не забудьте про проект для Венецианской биеннале - первой и главной биеннале в мире.

Для подготовки венецианской инсталляции художницы ее муж Виталий Скворцов, директор галереи «Экспо-88», подарил Ане огромный ангар в деревне - реализовать масштабный замысел художницы в более скромном пространстве просто невозможно. На территорию участка завезли 1700 кг металлических прутьев. Раздобыть металлолом оказалось нелегкой задачей. Художнице пришлось провести целый день на заводе, договариваясь о покупке ржавого металла. Потом возникла проблема при разгрузке: по дороге прутья перемешались в кузове, превратившись в неподъемную груду железяк. Напоследок, уже при выезде с участка, грузовик застрял на размокшей дороге. «Я часто натыкаюсь на недоуменные взгляды людей, которые мне помогают, - водителей, грузчиков и рабочих, - говорит Аня, показывая свою студию-ангар. - Они считают мои заказы прихотью чудачки».

- Почему ты начала работать с металлическими конструкциями?

- Для меня это не металл, а контур. Это способ рисования в пространстве. Я перешла от живописи к работе с пространством через керамику. Глина - удобный подручный материал, из которого можно было моделировать объекты. При этом я всегда думала о больших размерах, но не сразу овладела технологией построения железных конструкций. Но вообще, все это так быстро прилипает! Теперь я словно заложница металлического пространства.

- Что ты имеешь в виду?

- Я закрыла тему схематического изображения предметов инсталляцией «Кабинет», сделанной в питерской галерее «Люда». Ведь продолжать делать такие объекты можно до бесконечности. В конце февраля я устроила выставку «Не тот художник» в лаборатории Art & Science Space - там были уже абстрактные объекты, сделанные из разных материалов, а не из одного металла. Выставка была посвящена перерождению художественного тела, моему новому этапу в творчестве. То есть вопрос схем, по большому счету, для меня закрыт.

Но в то же время на металлические объекты есть спрос - даже не потребительский, а выставочный. Я недавно предлагала сделать бетонную грядку, но кураторы хотят металл. Получается, что художник уходит вперед, а зритель опаздывает. Вот я и пытаюсь понять, что делать со своей линейкой объектов. Может быть, действительно стоит прекратить заниматься инсталляциями, пойти на поводу у спроса и превратиться в такую арт-ИКЕА? При этом мне уже не обязательно самой участвовать в процессе создания, за это время я обучила нескольких людей.

- Делать отдельные предметы выгоднее?

- На «Арт-Москве» в ЦДХ я выставляла 40 одинаковых металлических маек, которые приварила к железной стойке-вешалке длиной почти четыре метра. Айдан Салахова подходит ко мне и говорит: «Хотят вешалку, но поменьше» или «Майки очень понравились». Что я могу на это ответить? Моя инсталляция - монолит. Для меня отдельные части - это не работа. Пусть забирают целый объект.

Например, коммерческий проект «Железная свадьба», который я выставляла в галерее «Айдан», - это проект именно такой формы, именно такого квадратного метра, количества предметов и расположения. Все вместе это и есть моя инсталляция. Когда она начала расходиться частями, я была очень расстроена. Сейчас я уже отключила переживания.

- А что ты думаешь о выставках, на которых художники так или иначе работают на имиджевое развитие коммерческих брендов?

- Я считаю, от такой возможности не стоит отказываться. Наконец, можно воплотить в реальность то, о чем давно мечтала. Я ведь делаю гораздо меньше, чем мне хотелось бы. Реализую, наверное, один процент из всех задумок. Все упирается, как обычно, в средства, место и так далее. А идей много.

Вот мне вчера сказали, что завтра нужно принести эскизы. Я села и тут же нарисовала четыре варианта. Наверное, это и называется взаимовыгодная коллаборация. Кроме того, в мировом арт-процессе такие проекты уже стали нормой, частью общественной жизни. Поэтому я с радостью участвую в проекте ABSOLUT  и считаю, что такие выставки важны.

- Что такое для тебя «абсолютный мир», ставший темой выставки ABSOLUT Creative Future?

- У меня целая концепция на этот счет. Мир - это пространство, очерченное рамками его понимания. Картина - это индивидуальная субъективная картина мира. А «абсолютная картина мира» - это картина, которая выходит за пределы рамок. То есть для меня «абсолютный мир» и есть «абсолютная картина», которая может быть как в рамке, так и вне ее. Абсолютный мир - это одновременно пространство внутри границ картины и за их пределами.

Например, я хочу сделать из металлического контура гигантский ноутбук, в который можно будет войти. Мы ведь очень многие вещи воспринимаем через монитор и смотрим на них как на картинку. Даже визуально линии монитора похожи на границы этой картинки.

Есть другой эскиз для выставки - рама со стулом. Они тоже изображены схематично. Рама - это контур картины (произведения живописи). Внутри ее границ стена, и за ее пределами тоже стена. А перед ней стоит стул, на который нельзя сесть.

- Произведения искусства, как правило, живут гораздо дольше своих авторов. Ты задумывалась о том, что станет с твоими работами в будущем?

- Если честно, когда я делаю какую-то работу, я не думаю о ее будущем. Я не стремлюсь создать что-то вечное. Меня гораздо больше увлекает сам творческий процесс - как потребность моего художественного организма. В этом плане на меня повлиял художник Арон Бух, чьи натюрморты я очень люблю - у меня тоже на холсте может быть десять слоев, а я начну рисовать поверх новую картину.

Успех и признание меня только тяготят. Мне достаточно двух человек, с которыми можно обсудить мое творчество.

Сталь & Style

Алексей Беляков 

Она приезжает на базу и загружает в «Газель» тонны две металла. Везет в свою мастерскую под Москвой. Окружающие, вероятно, думают, что маленькая девушка - снабженец на стройке. Она и есть в каком-то смысле строитель - новой художественной реальности. Не зря ее творения оценил сам Даниэль Бирнбаум, куратор нынешней Биеннале. А также они присутствуют в коллекциях Василия Церетели и Игоря Маркина. Начиналось все с высокой температуры. Но не в доменной печи.  Питерская школьница Аня много болела и, сидя дома, рисовала. Тем самым «обрекла» себя на художественное училище. Правда, идеалом для нее остается Нико Пиросмани - художник, никогда нигде не учившийся. У нее очень интересная живопись, но прославилась Аня другим: строгую графику она переводит обратно в трехмерное пространство при помощи стального прута и двух рабочих. «Я могу все делать сама - варить, гнуть. Но тогда я буду работать очень долго». Она создает предметы-призраки, контуры родного быта. Одна из работ называлась просто, в духе конструктивистов 20-х - «Схема пространства элементарного счастья». Причем все объекты выполнены в реальных пропорциях. Когда для инсталляции «Железная свадьба» Ане потребовался лимузин, она арендовала настоящий и долго снимала мерки. Про венецианский проект пока молчит: «Я туда завтра улетаю, должна сначала освоить пространство».

Harper's Bazaar
Май 2009
http://www.bazaar.ru/diary/focus/design/681833/

Объект на районе. Комнатное растение (пресс-релиз)

Мастерская-студия "Объект на районе" продолжает свою работу. Это квартира художницы Ани Жёлудь, заявленная  как действующий выставочный зал для народного доступа.  По предварительным прогнозам было неясно, какой формат, график и периодичность показов новых работ выберет для своей студии художница. Теперь кое-что прояснилось. Выставки будут сезонными, т.е квартальными. Четыре раза в год - весной, осенью, зимой и летом Аня будет открывать двери своей мастерской самым отважным зрителям, способным добраться до пр. Маршала Блюхера, а так же соседям по домам, квартирам и районам.

Первая инсталляция  была показана в декабре минувшего года. Наступила весна, и пришло время для нового проекта. 6 марта в Новом выставочном зале Музея городской скульптуры в рамках выставки "Женщина в актуальном искусстве" Аня Жёлудь проведёт пельменную акцию.

7 марта в мастерской художницы состоится открытие инсталляции "Комнатное растение". В этот день Мастерская будет открыта  с 13.00 до 21.00, далее до конца марта выставка будет работать по договорённости.

Обе работы приурочены теме международного женского праздника.

Анна Желудь представляет цветы из бетона и арматуры

В квартире художницы на проспекте Маршала Блюхера открылась новая выставка «Комнатное растение».

Выставка занимает комнату в квартире № 37 на проспекте Маршала Блюхера, 57. Этот адрес уже известен в народе как выставочный зал «Объект на районе». Новая экспозиция - два стола, на каждом - по цветку.

«Недавно на выставку пришли две женщины, - рассказывает Аня. - Очень хотели посмотреть на растения, но, увидев экспонаты, растерялись. Одна вздохнула: «А я чуть было свой цветок не принесла»».

Дело в том, что растения у Ани железобетонные. «Горшки» и «земля» из бетона, а стебли цветов - из арматуры. В пояснении к экспозиции написано: «Комнатное растение - человек в коме. Оно дышит, за ним надо ухаживать. Летом его выносят на крыльцо или балкон, чтобы оно могло ненадолго стать частью природы».

Аня Желудь прошла все круги художественного образования. За это время стала известна в Санкт-Петербурге и в Москве, где живет сейчас большее количество времени. Некоторые ее работы обосновались за океаном.

«Была у меня выставка-инсталляция, которая так и называлась - «Комната», - вспоминает художница. - Я дала объявление в газету о том, что сдается комната. Люди приходили смотреть жилье, а попадали на выставку.

Но никто не расстроился - выставка представляла собой графическое изображение комнаты в пространстве. То есть, кровать, шкаф, книжки и даже домашние тапочки были сделаны из арматуры. Все выглядело как чертеж. А на фотографии - как набросок эскиза комнаты. Так же однажды была сделана «свадьба» с арматурным тортом и лимузином».

Параллельно с выставкой «Комнатное растение» у Ани открылась экспозиция «Пельмени» в Музее городской скульптуры.

«Искусством сыт не будешь, - говорит художница. - А пельмени - это как бы скульптура, ведь их тоже надо лепить. Выставить просто слепленные из фарфора пельмени было бы слишком куце, поэтому мы варили настоящие прямо в выставочном зале».
После массового обеда на столе разложили пельмени из фарфора. Это, по замыслу Ани, олицетворяло тепло очага.

«После выставки у нас осталось очень много пельменей, - смеется Аня. - Некоторые теперь просто поесть приходят».

Сейчас в задумках Ани - увековечить на картинах живописные места Калининского и Красногвардейского районов, как раз на границе которых стоит дом, где живет художница.

«Я действительно вот эти дома считаю красивыми, - говорит Аня, выглядывая из окна своего выставочного зала. - Для меня и цветы из арматуры и бетона - это действительно красиво, не ради эпатажа. Поэтому сейчас я ориентирована на район. Лучшие зрители для меня - это обычные соседи, а не художники или культурологи, которым это искусство заведомо понятно».

«Мой район»
13 марта 2009
http://www.mr7.ru/notice/exhibition/story_10324.html

Художник как системная ошибка

Дмитрий Пиликин

«Установка должна быть красивой...» (художественно-научный эксперимент в отделе химической кинетики, адсорбции и катализа). Куратор Дарья Пархоменко.

Аня Желудь, инсталляция «Не тот художник»
Александра Аветисов, научно - гуманитарные формулы

27 февраля - 12 апреля
"LABORATORIA Art&Science Space", Москва, пер. Обуха, 3

Поиски и сомнения, складывающиеся в визуализацию собственной картины мира, пожалуй, можно определить как краеугольные слагаемые для каждой цельной творческой личности. И опыт художницы Ани Желудь только подтверждает эту истину. Божественное чудо рождения индивида или соединение уникальной конфигурации генов (как кому) в конечном итоге, подвергается сильной воспитательной «бомбардировке», при которой индивидуальная модель мира замещается готовыми наборными кластерами, услужливо поставляемыми масс-медиа. Если считать современное общество «экспериментом», то при подсчете данных, художник (человек доказательно и упорно отстаивающий и визуализующий нестандартное видение мира) будет попадать в область погрешностей и системных ошибок. Тем и ценен.

Честность и подлинность художника, с некоторых пор, я определяю с помощью понятия  «апология скуки». Я заметил, что произведения художника, осознавшего свое главное дело, цель и предназначение обычно наполнены этой самой высокой «скукой». Связано это с тем, что такой художник уже совсем не думает о зрителе: не подслащивает, не «вводит в высший свет», не призывает к «высокой духовности», не предлагает включиться в «политическую борьбу», не развлекает, не пытается испугать, задобрить, обольстить, удивить, понравиться. Он просто делает то, что должен сделать.

«Аня, у Вас есть модель мира?» - спрашивает ученый  Александр Аветисов у художника Ани Желудь. «Конечно, есть» - отвечает она. Но сказать ничего не может, хотя может  показать. Экзистенциальных проблем у автора предостаточно. «Художница, которая делает металлическую мебель» (цитата), прикладывает массу сил, чтобы вылезти из обволакивающего кокона уже предписанной арт-рынком роли. Пространство «Art & Since Space» с его эффектным дизайнерски-технологическим антуражем, в конечном итоге, трактуется и используется ею буквально  - по прямому назначению, как место где удобно произвести операцию «вскрытия» и «разборки» собственного «я».  Психоанализ вряд ли можно назвать точной наукой. У самого Фрейда это нечто, возникающее скорее на пересечении философии и искусства, нежели науки и психологии. Да таких задач художник и не ставит. К собственному «я» она относиться как к сложному, но поддающемуся ревизии механизму, который можно «развинтить», разложить по полочкам и с интересом рассматривать. Такая возможность представляется и зрителю. С единственным «но»: зритель остается один на один с достаточно герметичным набором визуальных образов, логика связей которых (значимая для автора) ему никак не объяснена. В отличие от жесткого концептуализма 70-х, превращающего любую рефлексию в стройную, почти математическую систему взаимных ссылок, инновация  «нулевых» - это триумф субъективности. Высказывание художника теперь далеко от строгой логики, а то и вовсе алогично и непрозрачно для попыток описания (хотя право на эту субъективность еще надо заслужить). Возможно, что смена парадигмы объясняется простым фактом: индивидуальная модель мира становиться все более и более уникальным продуктом.

Попробуем, однако, побродить среди визуально привлекательных метафор и попытаться трактовать их извне, через собственный опыт (что мы и делаем, читая, например, поэзию). Из чего сложена инсталляция? Первый зал занимает сложная пространственная конструкция из уже известного «фирменного» материала художницы Желудь - металлического прута. Только прут этот больше не рисует контуры конкретных предметов. Он смят, перекручен и превращен из ясной системы графических линий в живописное месиво. О том, что запутанная пространственная конструкция прочитывается художником именно как живопись, можно догадаться по градации полутонов серого, которыми окрашены детали и фрагменты. Все предыдущие «контурные» инсталляции Желудь наставали на бесплотности предметов, а новая, наоборот, подчеркивает ее. Сам «предмет», впрочем,  по прежнему остается «за кадром», но яростная  энергия мятой стали, ясно ощущаемая  в  оболочечной форме, делает «предметность» еще более зримой. Тайна немного приоткрывается, когда понимаешь, что все эти стальные жгуты  когда-то служили транспортной упаковкой для тяжеловесных промышленных грузов, но освобожденные от «сердцевины» сохранили вещность их присутствия. Кроме этого, в зале расположены странные предметы: они закреплены на стенах, выложены на подиумах или скопились у стен и в углах. По форме и фактуре, предметы явно напоминают found objects, выдернутые художником из «жизни» и оцененные как перспективная  визуальная «подсказка» для будущих проектов. Способ выбора, отчасти, позволяет понять особенности зрения художника. «Присвоение» предметов происходит с помощью их декодирования (попросту: окраски) в черно-белый градиент. Сужение области светового спектра, в данном случае, чем-то сравнимо с операцией тактильного распознавания (ощупывания) «неизвестного», скрытого от глаз в некой закрытой полости. Подтверждение правоты этой догадки находится в соседнем зале. Лишенное окон тесное пространство  (комната-чрево) завешено целой сетью, свисающих с потолка упругих проволочных нитей с крючками на концах. Сама диспозиция и решение инсталляции напоминает об идее одного из ранних проектов Ани Желудь «Памятник девству». Проекту крайне интересному в части авторского текста и рассуждения, но так и не получившему адекватное визуальное решение. Тогда художница задалась задачей исследования скрытых областей самой себя, демонстрируя удивительную научно-исследовательскую бесстрастность и искренность при вторжении в зону скрытого и интимного. Проект демонстрировал  своеобразную «остраненость» автора - способность к параллельному  сосуществованию некоего человека по имени Аня Желудь и ученого-естествоиспытателя, наблюдающего за объектом исследования (о, как приятно потыкать в «него» током и посмотреть что получится). Но это еще не все. Завершением инсталляции служит почти незаметный объект, притаившийся на полу за углом. В отличие от всех других его форма не абстрактна, а  фигуративна. К удивлению обнаруживаешь, что это, собственно, и есть выпотрошенное «тело художника». Явная чрезмерность явления  «манекена» решена просто: он так же унифицирован, обезличен и превращен в сброшенную оболочку с помощью окраски, как и все другие «предметы». Единственная сохранившаяся функция этой оболочки - рефлекс постоянного производства искусства. То есть именно то, что и представлено в пространстве «Art & Since Space».

Имеет ли отношение все вышеописанное к заявленной области «since art»? Если следовать точным формулировкам, конечно же, - нет. Современное искусство активно переживает и пережевывает все виды человеческой деятельности, включая и науку.  Но since art - это не размышление художника НА ТЕМУ науки, а мышление НА УРОВНЕ адекватных научно-технологических средств и методов. В сегодняшней России это очевидно невозможно, в силу невозможности включения художника в штатную работу научно-исследовательских лабораторий и, сохраняющейся еще с советских времен, привычки к скрытности научных достижений. В результате, отечественный вариант since art оборачивается приятными дипломатическим встречами художников и ученых на уровне приязненных деклараций или, в лучшем случае, работе с low-tech технологиями. Но гораздо более часто  апокалиптически - романтическими общефилософскими высказываниями по поводу науки с помощью классических изобразительных средств.

Куратор Дарья Пархоменко провела эксперимент, предложив поработать вместе художнице Ане Желудь и ученому - кандидату химических наук Александру Аветисову.  Согласно ее идее, художница предоставила ученому часть собственных арт-объектов для осмысления,  а ученый ознакомил художницу с деятельностью своей лаборатории. В результате, рефлексия научного описания в виде «научно-гуманитарных формул» должна  спровоцировать «художественный ответ». В такой умозрительной модели, как мне кажется, и наука и искусство, проявив взаимную заинтересованность и вежливость, все же останутся «при своих», сохранив взаимную герметичность. Отчасти противоречие уже проявилось в разнице названий, предложенных куратором и художницей. «Установка должна быть красивой» -  сводя науку и искусство, повторяет Дарья Пархоменко. «Не тот художник» - отвечает на это Аня Желудь. Но наука тем и отличается от других сфер человеческой деятельности, что любой исход эксперимента продвигает истину к цели на шаг вперед. В этом смысле, инициатива, выдвинутая  «Art & Since Space» (в вышеописанных сложных российских реалиях) вовсе не бесплодна.  На сегодняшний день, очевидно, что борьба  идет  за следующее поколение художников.

Объект на районе. Комната. Кабинет (пресс-релиз)

С 19 ноября по 7 декабря художница Аня Жёлудь представляет в Петербурге две новые инсталляции.  Они объединены в "народный" проект.

Инсталляции Жёлудь - воспроизведение предметно-пространственной среды социально-бытовой   жизнедеятельности человека.  Это просвечивание незыблемого и наблюдение  за пластической сущностью времени.

"Кабинет" в галерее "Люда" - формула,  очерченная металлической линией, каркас медицинского быта. Идея инсталляции подсказана художнику спецификой помещения, которому суждено вскоре стать офисом или, например,  частной клиникой. "Кабинет" - это  отношение  художника к галерейному пространству как к некоему "живому организму".

Также  на суд художественной общественности  22 ноября  Аня Жёлудь представит инсталляцию "Комната", расположенную в её квартире.

У проекта есть событийная подоплёка с элементами  паблик-арта,  так как новая работа Жёлудь ориентированa,  в первую очередь, на людей, попавших на территорию современного искусства почти случайно, вернее втянутых "обманным" путём. Обе инсталляции проживут  реальные жизни  ещё до презентации. Ожидаемыми зрителями станут те, кого заинтересуют объявления "сдаётся комната" в настоящих газетах  или наружная реклама с текстом: "Кабинет "Люда": урология, гинекология, узи-диагностика».  Потенциальных "пациентов" и "квартирантов" ожидает незапланированное посещение  фиктивного медкабинета и якобы сдающейся комнаты.

В ходе проекта планируется выяснить, «принадлежит ли искусство народу».

Скелеты шкафов

Аня Жёлудь рассказала, зачем она сопровождает свои инсталляции лжеобъявлениями в газетах.

Объекты Ани Жёлудь - как будто потярявшие начинку обычные вещи, сокращённые до формул. Их схемы «нарисованы» в объёме железными прутьями. Один из них получил специальный приз конкурса «Инновация», другой купил в свою коллекцию частный музей Art4.ru, третий только что выставляла в Москве галерея Айдан Салаховой. В ноябре Жёлудь одновременно открывает две инсталляции - «Кабинет» в галерее «Люда» и «Комната» в мастерской-объекте «На районе».

- Как появились твои «пустые» объекты-схемы?

- Началось всё года полтора назад, когда я сделала «Схему пространства элементарного счастья». Моя техника - это язык, которым может пользоваться каждый. Как масло, например. Все пишут маслом, но в этот общий язык вкладываются индивидуальные качества художника: его чувство пластики, линии, его темы, ментальность.

- Как получилось, что ты выставляешься в галерее Петра Белого «Люда»?

- Пётр рассказал о галерее на фестивале в Москве, предложил участвовать. Я представила себе пафосное застекленное помещение, обязательно с гранитными ступеньками без перил. Все ожидали гламура. Когда стало известно, что Белый назвал галерею «Люда», это повергло в ужас - название для провинциального салона красоты, ужасно режет слух. Потом Пётр объяснил, что это нарочно, конечно.

- «Кабинет» сделан для конкретного пространства?

- Да, важно почувствовать тот камертон, который пространство задаёт. Неинтересно просто принести и поставить скульптуру. «Язык - художник - контекст» - три точки, от которых я всегда отталкиваюсь. Помещение «Люды» слишком стерильно, особенно в контрасте с махровой достоевщиной двора, бабушками-церберами, нелегально паркующимися иномарками. И посреди этого - чистота, белизна и «не-галерейность». Из этой стерильности появилась медицинская тема.

- Почему ты решила, что «Кабинет» будет именно «гинекологическим»?

- Галерея «Люда» представляется мне как тело женщины, в которое входят и выходят разные люди. Можно обойтись и без гинекологического кресла, но это будет менее занятно.

- Галерею ты превращаешь в медицинский кабинет, а из своего дома делаешь арт-объект - «Комнату»...

- Дома я просто воссоздаю комнату бабушки с дедушкой, мебель, которую пришлось выбросить, хотя я противник выбрасывания старых вещей. Мне нужно попросить прощения. Перед тем, как расстаться с вещами, я сняла размеры. Это моё посвящение.

- Говорят, для этих проектов ты собираешься давать в газеты псевдо-рекламу недавно открывшегося гинекологического кабинета и объявления в раздел «сдам комнату»?

- Да, проекты включают реакцию случайно зашедших людей, потенциальных пациентов и квартирантов, заснятую на камеру.

- Как ты будешь вести себя с ними?

- Нужно только, чтобы человек зашёл. Рекламная картинка, размещённая в газете, выглядит просто как очертания того, что человеку предлагают. Но вот он приходит и видит эти же самые очертания живьём.

- Какое будущее у мастерской-объекта «На районе»?

- Само название - из московского лексикончика, так там называют окраины. Я хотела поддержать Петра с его обращением к «блатняку» в имени галереи «Люда». «Сквот непокорённых» в этой терминологии тоже «на районе». У каждого поколения художников свои районы. Мне уютнее здесь. Поскольку я занимаюсь искусством объекта, и именно он меня больше всего интересует как форма сообщения, я решила сделать саму по себе квартиру объектом и объекты в ней показывать.

- Ты можешь к себе применить словосочетание «молодой художник»?

- Я поддерживаю это словосочетание, выведенное Центром современного искусства. Оно ёмкое. Но я не чувствую себя «вместе» со своими ровесниками-художниками, равно как я не чувствую себя современным художником.

«Железная свадьба» (Пресс-релиз)

Аня Жёлудь, молодая художница из Санкт-Петербурга, дебютировала на московской художественной сцене лишь год назад, но сразу же попала в число узнаваемых авторов. Конструкции Жёлудь, воспроизводящие предметы (мебель, одежду и даже бытовую технику) и приметы реального мира, как будто сделаны не из тонких железных прутьев, а нарисованы остро отточенным карандашом в масштабах реального мира. Ее новый проект продолжает скрупулезное перечисление того, что заполняет течение нашей жизни. «Железная свадьба» - исполненная в символизирующем духовную крепость металле номенклатура символов свадебной церемонии, вроде туфельки на шпильке или кружевного белья для «особого случая».

Работа с брутальными материалами (камнем, металлом и т.д.) традиционно считается не женским делом. Вернее, за женщинами традиционно остается та сфера мастерства, которую немного пренебрежительно называют «декоративно-прикладным искусством». Но у Жёлудь нет того чисто женского внимания к деталям, мелочам, украшательству, которые не только не создают полноту образа, но и нередко разрушают его. Ее работы, визуально хрупкие, но физически крепкие как садовые решетки, отличает почти радикальное отсутствие формы, ее истончение, минималистическое прочтение образа. Это уже не скульптура в традиционном понимании этого слова, ведь в конструкциях Жёлудь нет классической «напряжённости,  поверхности, монолита и плотности». Но это и не увлеченный созданием химер современный скульптурный мейнстрим. В работах современных скульпторов, вроде Патриции Пиччинини или Дэвида Тёрка, не столько чувствуется стремление переломить сопротивление материи, сколько желание произвести эффект, обмануть зрителя, уверить его (пусть даже на оглушительную секунду) в том, что он имеет дело не с произведением искусства, а с реальным порождением природы. Жёлудь не склонна к аттрактивным эффектам и мистификациям, ее стиль - это элегантное парение между миром вещей и миром идей, а ее работы - почти академический этюд с натуры. Художница снимает размеры с реальных вещей, наблюдает за тем, как они взаимодействуют в пространстве, чтобы в результате создать реальную картину мира, вернее «картину, в которую можно войти в буквальном смысле этого слова».

Жёлудь уже сегодня тесно в рамках скульптуры как частного случая объекта, она мечтает о тотальной инсталляции, и проговаривается о похвальной для художника тяге к гигантомании и утопии. «Брутальность очаровывает!» - говорит она: «Когда стою перед закрытым на шлагбаум переездом, дух захватывает в ожидании товарного поезда. Какие пойдут вагоны? С какой скоростью? Идут, ржавые и в гудроне, глянцевые и зашарпанные, разные - один прекраснее другого. Думаю: вот бы они не кончались, смотреть на них готова бесконечно - таким должно быть искусство! А металлический абрис трусов или мебели - это так - поделки. Вот бы дом пpостроить насквозь или заполнить хотя бы пару этажей!»

// Галерея "Айдан"

Гнутая величина // Анна Желудь в галерее

Анна Желудь, 27-летняя художница родом из Петербурга, перебравшаяся в Москву и в последние два года вполне освоившаяся на московской арт-сцене, пишет "портреты вещей" в духе раннего Михаила Рогинского, делает объекты и инсталляции, но прославилась главным образом одной серией. Металлоконструкциями, изображающими одними лишь контурами из тонкого прута всевозможные предметы мебели и одежды - столы, стулья, шкафы, диваны, коврики, вешалки с платьями и костюмами. В универсамах есть продуктовые корзинки из таких прутьев - и Анна Желудь от понятия "потребительская корзина" далеко не уходит. Ее объекты складываются в аскетические инсталляции-интерьеры, обставленные минимальным количеством этих прозрачных, выхолощенных до каркаса вещей.

Галерея "Айдан"

Хаим Сокол 

Статус «молодого художника» Анне Желудь подходит разве что по возрасту. У нее уже есть собственный неповторимый почерк - явный признак мастерства, и (как у настоящего философа или поэта) цель - добраться до сути вещей.

Анна Желудь рисует вещи в пространстве. По ее собственному выражению, художница «избавляет предметы от обманчивых поверхностей». Остается только линия, тонкий, но жесткий контур. Сделанный из металла, он не дает вещи исчезнуть окончательно. Возможно, этот силуэт и есть овеществленная загадочная аура, о которой писал Вальтер Биньямин: «Странное сплетение места и времени: уникальное ощущение дали, как бы близок при этом рассматриваемый предмет ни был».

Предметы с выставки «Железная свадьба» - туфельки, белье, праздничные костюмы - покрашены в белый цвет, в отличие от остальных вещей, которые Желудь создавала в течение последних двух лет - мебели, домашней утвари, повседневной одежды, имеющих коричневый окрас. Это закономерно - свадебная белизна контрастирует с тоскливым суржиком будней. Но белый контур напоминает также линию, начерченную мелом вокруг тела, или след от самолета, тающий в небе, и заставляет задуматься даже самого неискушенного зрителя о том, что все проходит.

Намечено пунктиром. Молодые художники на "Винзаводе"

Анна Желудь в «Айдан-галерее» представила свой новый проект «Железная свадьба». Серия объектов, выполненных в характерной для Желудь технике (металлическими прутом заданы лишь контуры вещей с соблюдением их реальных размеров), связана с самым «важным» днем в жизни любой девушки, бракосочетанием. Огромный многоуровневый торт встречает зрителя при входе. В глубине зала расположены роскошный лимузин и рояль, две вешалки: одна с вечерними платьями, другая с нижним бельем, свадебный букет в углу, большая двуспальная кровать и туфельки, небрежно оставленные рядом с кроватью.

Несмотря на контурную технику, Желудь предлагает оценить особо смачные детали: белье украшено кружевом, на торте появляются различные кремовые изыски, а на колесах машины - диски.

Брутальность материала, на первый взгляд, противоречит женственности выбранной темы. Но контурные объекты инсталляции - не просто изображения, а, по замыслу автора, некие постоянные величины будничной реальности. В совокупности же они образуют зарисовку, иллюстрацию к празднику, выполненную графической линией в реальном времени и пространстве. Именно за свой «каркасный стиль», ставший визитной карточкой, Желудь номинировалась на «Инновацию» и получила премию от Stella Art Foundation.

Другой художник поколения next, работа которого «Конструктор» украшает новую винзаводовскую галерею «Старт», - Дмитрий Теселкин. Он за свои художественные достижения премии пока не получил. Что и неудивительно, так как его самостоятельная творческая карьера началась всего четыре месяца назад (до этого он числился в учениках у известного петербургского художника Петра Белого). Главный художественный концепт, разработанный им за это время, - авторский модуль, представляющий собой небольшой прямоугольник фанеры с прорезями для сборки. Из десятков тысяч таких элементов он создает масштабные, тяготеющие к архитектурному макетированию инсталляции.

В глубине узкого, тускло освещенного разноцветными лампочками зала расположено сооружение, схожее с какой-то конструктивистской то ли беседкой, то ли коробкой. В стене сооружения, обращенной ко входу, сделано отверстие, из которого в зал вырывается хаотический поток под различными углами собранных модулей. Впечатление такое, что из ящика Пандоры освободилась древняя, чудовищная сила, понеслась вперед, вспениваясь, но вдруг замерла. Так застывает лава на склоне вулкана, так фотография ловит разбивающуюся о скалу волну.

Представленные на "Винзаводе" работы молодых художников объединяет и оригинальное формообразование с использованием модулей (металлический прут Желудь, прямоугольник Теселкина), и «бедный» материал, и внимание к пространству. Теселкин внутри своего «Конструктора» размещает разноцветные лампочки, свет от которых заполняет пустоты инсталляции, тем самым маркируя их. Ощущение точечных пульсаций энергии делает работу более живой и содержательной. Желудь контурной линией белого цвета задает границы вещи, обозначая пространство внутри и снаружи объекта. Резкие контуры проецируются на покрытые листами железа стены галереи. Акцентируется объем.

В то же время, судя по обеим работам, и Теселкин, и Желудь не защищены от опасности стать заложником найденного приема, чья абсолютизация рискует низвести ценность художественного высказывания до уровня дизайна обыкновенного.

Интервью с Аней Желудь

Аня Желудь - представитель так называемого "молодого искусства". Родилась в Питере, теперь работает в Москве.
Те, кто захаживал в наше замечательное заведение, знают её по чёрным металлическим каркасам - схемам дивана, стола и вешалки с одеждой - мимо не пройти!
О своих работах, о тяжелой и неказистой жизни молодого художника, о Питере и Москве и о многом другом читаем в этом посте!

- Сколько ты уже в Москве?
- Пятый год пошёл.

- Как Питер на тебя повлиял?
- Я там родилась и выросла. Я бы даже сказала, что будет уместнее спросить, как на меня Москва повлияла. А Питер не знаю, как на меня повлиял. Вообще он меня удручает.

- Можешь сказать, что любишь Питер?
- Я не люблю, но ужасно скучаю. Там всё то, что я в своей жизни воспринимаю не самым лучшим образом, ощущения именно.
Получилось так, что, переехав в Москву, моя жизнь в Питере наладилась. С переездом стали, почему то, приписывать мне «город Москва». И если здесь внимание сосредоточено на том, что я художница из Питера, то там - наоборот. Это словно стало поводом лишний раз строчку в прессе написать обо мне. С одной стороны питерцы очень не любят москвичей, с другой стороны моя связь с Москвой стала пластиковой карточкой, которой дверь открывают.

- Получается, за счёт Москвы ты привлекла к себе внимание.
- Получается так. Хотя я там существовала как художник меньше чем здесь, но теперь там и без меня вокруг моего имени что-то происходит.

- В чём разница между Питером и Москвой?
- Разница конечно колоссальная. Но я окончательно себя не чувствую «переехавшей», неделю провожу здесь, неделю там.
А сейчас, в силу моей кураторской деятельности, постоянно обиваю пороги в Питере. В Москве это всё есть, В Питере с этим сложнее.

- А что касается образования?
- Знаешь, ещё придя в школу при ММСИ, где адаптируют наших консервативно образованных художников к современной ситуации, я подумала, почему же в Питере нет ничего подобного.

- Совсем ничего?
- Есть Pro Arte, но они медийные, ужасно жёсткие, политизированные, социализированные - я не работаю с такими технологиями принципиально, это не моя концепция.
А та система образования, которая в Питере существует - ужасно устарела. Есть только «консервные банки» - что «Строгановка», что «Муха». Хотя могли бы организовать какие-то факультативы для желающих, хоть какие-то усилия - но они этого не хотят, они понимают что всё рухнет. Костяк преподавателей старый, им это удобно.
Я вообще пока училась, очень много думала, что может быть когда-нибудь взяться за преподавательскую деятельность, но в итоге пришла к выводу, что это нереально в такой атмосфере. И непонятно - толи оно должно обрушиться само, сгнить окончательно, чтобы изменить такую ситуацию. Но на это всё-таки одной жизни не хватит. Нужно целое стадо революционеров. Проще всё построить заново и кого нужно взять с собой в это новое.
Вот и получается, что Москва притягивает всех желающих.

-Есть какой-то прогресс в интересе питерской публики к подобным проектам?
- По большому счёту нет.
Ситуация складывается таким образом, что вот, например, человек 5-6 из моего проекта 2006 года я из Питера вытащила в Москву. Даже и без меня кончилось бы тем, что они сами сюда переехали, поскольку нет должной ситуации в Питере. Мы просто вынуждены ехать сюда.
Там не так всё как здесь. Хотя сейчас там появилась галерея Глобус, которая позиционирует себя как ориентированная на молодёжь. Помимо этого существует «Сквот непокорённых»... не так уж и много.


- Ты упомянула школу при музее современного искусства...
- Это всё происходит в очень свободной форме. Проучилась я там всего около года, половину которого захаживала туда довольно плотно, потом у меня просто стало меньше времени - очень много же всё-таки этот «хуёжественный» процесс занимает.
Сейчас пытаюсь быть слушательницей института Бакштейна - там всё это поофициальнее, какие то предлагают гарантии, говорят, что будут поддерживать, дают корочки. С начала были вводные лекции. Осенью, например, всё происходило в мастерской Кабакова. Всего набралось человек семдесят, все ходили, ничего не пропускали. И атмосфера такая была - старофондовский дом, очень длинные лестницы, на чердаке... это было похоже на собрания какие-то подпольные.

- Что тебе это даёт?
- Это интересно. Самое главное, что касается и школы и института - очень много ребят знакомых появилось с общими интересами. Видишь своё время, людей, с которыми ты находишься в одном поле. Отсюда и моя кураторская деятельность, отсюда и начинающийся ажиотаж вокруг молодого искусства, хотя оно мало в чём современное, но это неважно. Важно, что появляется какое-то новое поколение, и на выставках в школе и институте очень хорошо всех видно.
А что касается знаний в сфере современного искусства, то, по большому счёту, это, прежде всего самообразование. Но самообразование же можно ещё получить и в кругу людей, с которыми общаешься, в среде художников.

- В школе современного искусства вам читала лекции Дажина...
- Да, Вера Дмитриевна. Собственно она и является основоположником этой школы искусств.

- Она наш с тобой общий преподаватель. Меня лично поразило в ней то, что человек, изначально специалист по эпохе Возрождения, теперь занимается современным искусством. Она как-то объясняла, почему так произошло?
- Мы как-то не спрашивали. Но что и хорошо в школе - там нет какого-то навязывания. Просто идёт общий обзор. Нет никакого насилия не говорят «это хорошо, это плохо». И у Веры Дмитриевны такая же позиция - она достаточно спокойно местами скептически, но очень деликатно говорила всегда.
С Шабельниковым было не так. Он диктатор. Хотя всё равно было понятно, что вся его диктатура она ничего не значит, мимо ушей пропускали.

- А кто там ещё преподавал?
- В позапрошлом году это всё проходило в клубе «Жесть», где, попивая кофе, или пиво мы слушали AЕS+F, Пригова - великое счастье. В том году переехали в кафе «25».

- А Как тебе, кстати, кураторская деятельность?
- Я как Путин - «могу - значит должен». Чувствую, есть на это силы. Хотя мне ужасно это мешает.
В моём (не люблю слово творчество) художественном процессе бывают такие паузы, как у всех художников, когда не работается, иногда бывает пустота, которую нечем заполнить абсолютно. Из-за этой пустоты я решила покуситься на нужды окружающих.

- Неужели совпадает это кураторство с «творческими паузами»?
- Я расставляю приоритеты. Иначе ничего не получится. Но часто чувствую сожаление, когда выхожу утром на каблуках на какую-то деловую встречу, в совершенно непривычном для себя образе. Я сокрушаюсь: «Какое же прекрасное утро, лучше бы вышла сегодня с этюдником!».
Сейчас вот приближается моя «Сессия» в Питере, и, предчувствуя её приближение, я работала впрок, ведь есть такая вещь как выставочный план, которому надо соответствовать.

- Слушай, по-моему, выставочный план для художника вещь кошмарная!
- А что делать!
И вроде бы своих проектов достаточно, но и этот уже не бросишь, слишком много сил и энергии было на него потрачено, да и денег. Хотелось бы вывести его на более цивилизованный уровень.
А в 2009 году совместно с ММСИ мы устраиваем проект «Трогать можно!». И если первую выставку я делала с каким-то фиговым бюджетом, то в этом случае всё в порядке.
Да, честно говоря, как-то неожиданно это всё началось...

- А когда началось?
- Этим летом. Я была в Германии в одном маленьком тихом городе, где мне предложили заброшенный завод в качестве мастерской. Я думала там задержаться, уже собиралась, было, делать визу и возвращаться обратно. И тут начало происходить столько всего, что и ехать никуда не надо. Первым таким событием был Маркин - в июне прошлого года купил у меня несколько работ. На следующий день мне позвонили из Айдан галереи. И так как-то всё закрутилось-завертелось... Я всё жду, когда это закончится.

- Слишком всё хорошо?
- Как-то да...

- На твой взгляд существует интерес к молодому искусству? Тебе, как молодому художнику, это виднее.
- Прорыв случился прошлым летом. Достаточно много молодых имён появилось. Но у меня есть немного ощущение искусственности ажиотажа с одной стороны. С другой стороны, я вижу, что у галеристов есть спрос на него.
Я вот никак не могу понять, зачем меня взяла к себе Айдан галерея, я не чувствую себя в этом формате и сама бы туда никогда в жизни не пошла. Смотрю на их художников, сравниваю с собой... у меня другие работы!

- А если оглянуться, когда вообще молодое искусство заявило о себе?
- Сам термин принадлежит ГЦСИ, появился он всвязи с фестивалем «Стой! Кто идёт?», который начался около четырёх лет назад.

- Этот интерес скоро пройдёт?
- Ну мы все растём...

- Будут появляться новые, также будут интересны...
- У меня в проекте участвуют Егор Кузнецов и Андрей Блохин, они из города Краснодара ‘85 и ‘86 годов рождения, то есть моложе меня. И они совсем другие. Они лучше...

- А элемент провокации у них присутствует?
- Да. Такая юношеская агрессивность даже. Но они её направляют в нужное русло.

- Что для тебя современное искусство?
- Это какие-то злобы дня, сегодня\сейчас: перекладина в метро упала - нарисовал картину. Я этим не занимаюсь. Я такой псевдоконцептуалист и эта номинация на «Инновацию» для меня просто шок.

- Хочешь попасть в историю искусства?
- Такой цели нет. Всё что связано у меня с искусством - это смысл и повод существования. Развлечение, которое выгоняет грустные мысли.

- То есть, работаешь, прежде всего, для себя?
- Ну да, явно не для народа.

- Ну подожди, народ и современное искусство вещи не соединимые. Что попонятней, что попроще обычно массы воспринимают. А кого из художников для себя выделяешь?
- Я люблю всех художников, даже по-своему Шилова. Я очень не люблю, когда люди врут, а на картинах это всегда видно. Даже если человек делает абсолютно дурацкие и абсурдные вещи, но делает это с полным чувством ответственности, то это вызывает уважение.
А если говорить о влиянии, то влияет всё абсолютно, здесь включается понятие «насмотренности». Если искать на что опереться, то это будет что-то, что рядом, отечественное, желательно женского пола. Мне нравится очень Ирина Нахова - сам формат её искусства. Из консервативно-традиционного, но в тоже время жутко настоящего - Ирина Старженецкая, у неё очень честная живопись.

- Расскажи о своих работах. Ты сейчас продолжаешь работать со схемами?
- Не только. Но сейчас внимание сосредоточено в основном на них. Это своеобразная эксплуатация собственного приёма, языка. Те ресурсы и возможности, которые за этим стоят они мне ещё не надоели. Для меня самое главное в искусстве - конверсия. Существует какой-то образ, который хочется материализовать.

- Я обратила внимание, в твоих работах нет агрессивной провокации.
- Вся моя провокация, она в абсолютно художественном смысле, для простого зрителя это несчитываемые моменты, они понятны только художественной среде.
Есть часть человеческого существа разумная, есть неразумная. Искусство, особенно современное - это человеческая глупость. Чем ты будешь глупее, абсурднее, тем это лучше. Это - противоположное разуму, рассудку, здравомыслию, логике. Всё наоборот, всё от обратного. В своих работах я стремлюсь действовать согласно этому принципу от обратного, но не сознательном уровне, а на художественно-формальном. Например, не сочетаемы цвета - надо их сопоставить; если керамика хрупкая, значит надо сделать её антихрупкой. Происходит провокация на уровне материалов, не содержания.

- Каким, например, проектом ты недовольна?
- До конца ни одним не довольна. Если я сделаю такую работу, не будет, наверное, смысла работать вообще.

- А как на счёт той работы, что находится у нас? Приходишь на неё посмотреть?
- По началу было. Очень переживала. Мне звонили постоянно - «тебя поставили туда, поставили сюда». Сейчас она отлегла от сердца, не беспокоит, как она там стоит.
Вообще, когда не было зелёного газона, она стояла просто на полу и вроде бы всё хорошо. Потом сделали газон, на котором она пропала.
Вообще все эти мои вещи - они требуют совершенно другой экспозиции. Со временем я просто свыклась, что, особенно на массовых выставках, правильное экспонирование - это гиблое дело. Изначально всё задумывалось на фоне белых стен. Для моей первой подобной работы был задуман бокс, снаружи которого предполагалось разместить графику. Ведь сам смысл проекта в том, что однажды мной была обнаружена тождественность между графической линией и металлическим прутом. Мне хотелось показать процесс перемещения, который является основной моей темой: увидел, нарисовал, воплотил обратно в жизнь, но уже пропущенное через себя.
Может осенью удастся в Айдан всё правильно сделать, но там очень плотное пространство, там и стены фактурные и пол тёмно-серый, подвесное освещение. Сложное, ещё ненамоленное помещение, у которого нет истории.
Сейчас меня пригласили в Германию, буду заниматься дизайном бутика женской одежды, там серый пол и белые стены, что принципиально для моих работ.

- Появляется заработок?
- Это не цель, но так совпало. У меня не профессиональный подход к искусству. Я не стремлюсь этим зарабатывать. Конечно, неплохо, когда работы продаются

- А цены отслеживаешь?
- Да что тут отслеживать, пока и считать нечего.

- Ну подожди, ты сказала вешалка за 1000 Маркиным не купленная, теперь уже 10 000 стоит. Это как-то приятно?
- Это удивительно. На самом деле, благодаря тому, что я продала эту вешалку, я спокойно могу сделать «Сессию».

- Есть мнение, что женского искусства, как такового, не существует. Только несколько имен, которые в количестве мужских просто тонут. Ты с этим согласна, как ты к этому относишься?
- Я вообще делю искусство на мужское и женское. Художница может быть для меня примером, послужить для сравнения. У мужиков всё по-другому работает. Опять же человеческий фактор, всё это завязано на какие то бытовые условия. Я вот, например, детоненавистница. Никаких детей. Не хочу. Для меня это не представимо. Это конец света.

- Заглянув вперёд, можешь увидеть, что отойдёшь от всего этого искусства? Родишь детей? Станешь порядочной домохозяйкой, вся в хлопотах?
- Вообще не представляю! Это недопустимо!

- Думаешь, эта участь тебя избежит?
- Зарекаться конечно бессмысленно. Но пока не хочу об этом думать.
- Из меня более-менее получается какой-то художник, чему я отчасти обязана какими то своим жизненным неудачам, трагическим романам. Если бы когда-то, события развивались так, как я этого хотела, не было бы конечно ни схем, ничего.

- Можно сказать, что женское искусство сознательно игнорируется?
- Нет, всё уже пугающе чуть ли не наоборот.
Например, как я ищу художников - я просто смотрю работы, не обращая внимания на имена, отбираю понравившиеся - в результате оказывается, что все бабы, приходится разбавлять мужскими именами. Возникает чувство, что грядёт эра неофеминизма.

- А что касается ближайших планов?
- Ближайшие планы... Вот я сейчас уезжаю на Инновацию. Ещё еду в Питер, делаю там «Переучёт», потом будет биеннале молодого искусства.

- Набираешь обороты!
- Ну можно и так сказать... Номинировали на Инновацию, мои работы отвезли в Мадрид, Арко, продала вешалку за десять тысяч, которую Маркин за тысячу когда-то не взял.
Честно - меня это утомляет, все эти события.

- Хотелось бы просто заниматься своим делом?
- Да, но с другой стороны это вроде бы работа и есть. Просто на данный момент сбросила шкуру художника и «одела чёрный плащ куратора». 

Анатомия мёртвой природы

Анна Жёлудь называет себя «неправильным художником» и следует принципу Оскара Уайльда: не искусство подражает природе, а наоборот. «Мне нравится работать со страрыми предметами, потому что они пробуждают в человеке очень редкое для нашего техногенного мира качество - чуткость». В руках Ани старые, забытые вещи, как то: размотанный по полу рулон туалетной бумаги или чайник - модные артефакты, «вещи для любви» (так называлась её персональная выставка в Московском музее современного искусства). В машине у 25-летней художницы, чьи работы уже покупают коллекционеры (например, Игорь Маркин), много лет лежит большая голая кукла без головы. «Мне нравится искать живое в неживом. Работать с анатомией мёртвой природы». Аня называет это «процессом перемещения». Сначала реальный предмет изображается на бумаге, а потом, в виде скульптуры или инсталляции, возвращается в реальную жизнь: неприметный сосуд становится чугунным кувшином, подвешенным на бельевой верёвке, а дамское бельё - чугунным абрисом (инсталляция «Воспоминания о теле»). Но главное «в оживлении» - это цвет. Красно-жёлтые гаражи, синие бидоны с коричневой ручкой и полосатый матрас - благодарая игре с цветом кажется, что они вот-вот начнут двигаться. «Цвет определяет форму. Но поскольку глаз человека воспринимает не цвета, а разницу между ними, главное - это правильное взаимодействие цветовых пятен. И в одежде люблю необычные переходы. Мне говорят, что я надеваю то, что рисую». Аню Жёлудь ждёт международный рынок - сначала она под Гамбургом создаст арт-бутик женской одежды, а потом, глядишь, и до галерей доберётся.

Аня Желудь. Живопись, инсталляции, лицо

«Я постоянно собой недовольна, все время хочется что-то подправить. Чувствую, что не сделать невозможно, а художнического оргазма испытать до конца не удается»

Возраст 25 лет

Живет уже пятый год в Москве, но считает, что так и не переехала окончательно из Петербурга

Закончила Санкт-Петербургскую государственную художественно-промышленную академию (Мухинское училище). Сейчас слушает курс лекций в Школе современного искусства «Свободные мастерские» при ММСИ

Работала уборщицей, маляром, официанткой, секретарем в оргкомитетах различных малоизвестных рок-групп лишь для того, чтобы заработать денег на краски, материалы и карманные расходы

Сейчас занимается только живописью и инсталляцией. Большая часть работ посвящена перемещению изображения с поверхности холста в реальность и обратно. Часто в проектах присутствуют старые, выброшенные, забытые всеми вещи, заботливо собранные по помойкам. Аня считает, что настало время их подбирать, ведь еще чуть-чуть, и все эти глазурованные чайнички и кастрюльки станут антиквариатом

Настоящая фамилия Желудковская сокращена до псевдонима Желудь. При подписи произведений на крестовине холста фамилия всегда разделялась на две половины Желуд/ковская, полностью ее никто не запоминал, да и друзья еще со студенчества звали Желудем

Достижения в прошлом году Аня впервые продала свою работу «за нормальные деньги» в музейное собрание Игоря Маркина, переплюнув тем самым Ростана Тавасиева, считавшегося до этого самым молодым художником в коллекции.

Музей меня. Авторский проект

Аня Жёлудь - очень молодой художник, стремительно появившийся на Московской художественной сцене в прошлом году. Её интерес к простым объектам («все вокруг так сложно, так хочется всё сделать проще и яснее»), пристальное вглядывание в них и попытка проникновения в суть («Нарисовать может каждый, а хочется сделать вещи убедительными, значимыми и перевести их в ранг искусства») вместе с поставленной классическим художественным образованием твёрдой уверенной кистью и резцом подкупают и завораживают.

Жёсткий анализ собственного творчества («цвет для меня - только оболочка, а форма объекта - освобождение от всего внешнего, как скидывание чешуи») и вопросы к самой себе: «Как избежать маркированности? Как остаться нетронутой процессом профессионализации и коммерционализации современного искусства? Как быть нескучной, неоднообразной, но при этом честной с самой собой? Исполнить в очередной раз чистый качественный «проект» - рутина. Показать версию отработанного материала - бессмысленно; срочно сделать что-то новое - сомнительно. Оглядываться назад - рано. Привлекательным оказывается только желание увидеть то, что ожидает меня в нескором будущем» - уже сейчас показывают, что мы имеем дело с очень серьёзным художником. И это только самое начало, учитывая юный возраст автора.

Проект «Музей меня», представленный в галерее «АРТСтрелка projects» - это не объекты на территории выставочного пространства, не картины на стенах галереи,не экспонаты, не тнсталляции. «Музей меня» - это временно-реальный псевдо-музей, демонстрирующий тематическую палитру художника, одновременно несколько способов подачи художественного продукта в объёме адекватном размеру пространства.

Галерея "АРТСтрелка-projects"

Фаина Балаховская

Выпускница Художественно-промышленной академии Петербурга (бывшего училища В. П. Мухиной), участница фестивалей молодежного искусства, Аня Желудь делает простые вещи и пишет простые картины. В галерее «АРТСтрелка-projects» она распишет бетонный пол под паркетный, приделает к чугунной батарее еще одну - железную, расставит разноцветные клизмы, развесит картинки с изображением чемоданов, домиков, развешанного во дворе белья и прочей ерунды.

Если бы вещи, которые делает Аня Желудь, были понаряднее, а живопись - понежнее, ее работы сошли бы за девичье украшение светелки, вечное женское стремление к уюту. Увы, художница до идеалов общества потребления не дотягивает: сюжеты картин напоминают о не изжитых до конца коммуналке, бедности и одиночестве. Наоборот, получается у нее сплошная ностальгия по убогому, но милому прошлому, не ведавшему о гламуре, зато ценившему «настоящие вещи», от которых избавиться страшно и невозможно - остается только множить образы заново, создавая свой музей.

Time out. Москва
4 октября 2007

Аня Желудь. Музей меня

Иван Петров 

Первая выставка Ани Желудь (если без артистической фамильярности, то Анны Желудковской) называлась «Цветной грех», предпоследняя - «Вещи для любви». Хорошее название - половина дела. Впрочем, названиями дело не ограничивается, и карьера молодой питерской художницы развивается довольно быстро. На «Вещах» она собрала брошенные людьми, «нелюбимые» предметы. Из них и рисунков, изображающих все те же осиротевшие кастрюльки, бидоны и галоши, Желудь выстроила вполне уютную инсталляцию.
Относительно новой выставки сообщается, что «Музей меня» - это «временно-реальный псевдо-музей, демонстрирующий тематическую палитру художника, одновременно несколько способов подачи художественного продукта в объеме адекватном размеру пространства». Бог его знает, что имеется в виду. Впрочем, следить за творчеством художницы интересно в любом случае - биографию художника Аня Желудь проживает с редкой по нынешним временам серьезностью.

"Вещь для любви". В рамках программы "Дебют" (Пресс-релиз)

"Вещь для любви" - новая инсталляция Ани Жёлудь, экспонируемая в Московском музее современного искусства. Выставка является проектом Школы современного искусства "Свободные мастерские" в рамках программы "Дебют", представляющей работы молодых художников и кураторов. Инсталляция собрана из найденных художницей "покинутых" предметов, отслуживших свой век. Аня Жёлудь выстраивает из них пространственную конструкцию, включающую живописные произведения в технике темперы. В результате, предметы, отвергнутые повседневностью, обретают новую жизнь в сотворенной, художественной действительности.

Аня Жёлудь (Анна Желудковская) - молодая художница из Санкт-Петербурга, в настоящее время активно работающая в Москве. Она уже успела заявить о себе несколькими интересными проектами, в числе которых участие в выставках молодого искусства "Мастерская ‘06" и "Мастерская ‘07", а также в фестивале современного искусства "Пандус". В этом году Аня занялась еще и кураторской деятельностью и успешно стартовала в этом качестве с проектом "Сессия молодого искусства" на международной выставке "Диалоги", проходившей в Санкт-Петербурге в выставочном зале "МАНЕЖ". Современным экспериментальным искусством стала заниматься около 3-х лет назад, сразу после переезда в Москву. На данный момент можно сказать, что опыты художницы в этой области вполне успешны. Аня Жёлудь уже два года является слушателем Школы современного искусства "Свободные мастерские" при Московском музее современного искусства. Несмотря на то, что художница закончила Санкт-Петербургскую государственную художественно-промышленную академию (Мухинское училище), она работает не только как скульптур, но с удовольствием занимается живописью. Искусство живописи и скульптуры Аня Жёлудь синтезирует в пространственном жанре инсталляции. С интересом, свойственным естествоиспытателю, художница познает природу различных предметов и понятий и находит им образный эквивалент. Инсталляция «Вещь для любви во многом это подтверждает.

Аня Жёлудь: "С методичностью, присущей всякому маньяку, я подбираю нелюбимые кем-то вещи, выброшенные, отвергнутые, нежеланные, ненавистные. Вещи с признаками прошлой жизни, вещи без будущего, вытесненные пустотой бытового благополучия, но достойные любви... хотя бы моей. Я собираю их не потому, что считаю их привлекательными с пластической или живописной точки зрения, и не от желания возвести их в ранг искусства посредством псевдопровокационного жеста, а от тревог и волнений по поводу исчезновения человеческой чуткости...Человек-художник, женщина-человек, любовь к жизни и живописи - это ужасно немодное отношение к искусству, но спасительный кусок суши, которым я дорожу и который оберегаю подобно заповедной зоне. Вероятно, я родилась не в то время, а может, такова моя миссия, а еще может, я плохой художник? Вскрытие покажет...".

Аня Жёлудь

Елена Широян

Чтобы представить будущее нашего искусства, стоит иной раз взглянуть на работы молодых художников. С завидной регулярностью в программе «Дебют» нам представляет их Музей современного искусства, на сей раз пригласивший в свои стены молодого питерского скульптора Аню Желудь. Эта постоянная и усердная слушательница Школы современного искусства «Свободные мастерские» создала не статую или камерный портрет из бронзы, а почти эфемерную, хрупкую «Вещь для любви». Это модная и всепрощающая инсталляция, которую художница собрала из случайно найденных «покинутых» предметов, отслуживших свой срок. Аня встроила их в пространственную конструкцию, где есть и живописные холсты, - и старые, ненужные, брошенные вещи зажили новой и вполне счастливой жизнью, в которой - уж можете не сомневаться - их полюбят и вряд ли отвергнут. 
Музей современного искусства, до 10 октября

"Кризис присутствия" Ани Желудь в "Галерее А3"

С 2 по 11 декабря 2005 "Галерея А3" представляет выставку Ани Желудь "Кризис присутствия"

Аня Желудь на своей персональной выставке представляет серию живописных работ последних лет. Само название выставки «Кризис присутствия» затрагивает тему взаимодействия человеческого тела и предметной телесности вещи. С точки зрения автора, эта тема зачастую является месторождением тревог художника. Ему свойственно в общепринятом видеть проблему, а в естественном положении дел - насилие.

Социально - живописный ряд - кризис присутствия, один из способов обнародовать вытесняемость человека вещью, равноправие которых сегодня приходится уже не только допускать, но и признавать. При расположенности человеческого организма к отрицанию замкнутого пространства, он вынужден находиться в параллелепипедных и кубообразных условиях. Опыт его повседневности - перемещение тела из одной коробки в другую.

В исследовании этого конфликта пластическими приемами, Аня Желудь использует весьма традиционные материалы (холст, масло). Из прямоугольника холста на нас смотрят конкретные формы «невыносимости существования». Вещи обретают портретную самодостаточность и становятся объектом переживания. Стремление художника к выявлению социально организованных типов рациональности, проведение инвентаризации в массовом виде - не что иное, как путь к преодолению.

Аня Желудь родилась в 1981 г. в городе Санкт-Петербург. Живописью занимается с детства. Училась в С-ПбГХПУ им. Н.К, Рериха и С- ПбГХПА (бывшее училище им. В.П. Мухиной. С 1999 года активный участник российских, международных, групповых выставок и фестивалей.

С 2000 года член С-Пб творческого союза «IFA».
Вернисаж состоится 1 декабря в 18.00. Выставка работает с 2 по 11 декабря 2005 года.

Аня Жёлудь

Борис Маннер

Аня Жёлудь  в своей живописи, графике и инсталляциях создаёт портреты самых обычных вещей, используя, как может показаться, минимальный набор средств.  Банки, горшки и другие предметы быта она извлекает из их привычного контекста и монументализируeт на полотнах. Подобную стратегию применял в 60-х годах русский художник Михаил Рогинский, создавший символический мир объектов.

Жёлудь прославилась сериями железных инсталляций. Металлическим прутом она очерчивает контуры предметов одежды и мебели, которые объединяет потом в пространственные схемы - законченные интерьерные композиции, как, например, инсталляция «Кабинет» (2008, 2009). Объекты этой инсталляции - гинекологическое кресло, биде, капельница - выступают как знаки семантической головоломки. Эти очевидно рационалистические формы выявляют сходство пространственной репрезентации с графическим рисунком. Мастерское применение этого приёма мы находим в иллюстрациях «Одиссеи» Гомера, исполненных скульптором Джоном Флаксманом в начале 19 века. По словам Жёлудь, она работает с предметом, с сущностью предмета, занимается как  поверхностью формы, так и вскрытием его сути. Работа «Коммуникации» (2009) просвечивает  энергетические каналы Арсенала. Слово «Коммуникации» в русском языке используется для обозначения электропроводок и водоснабжения на заводах. На входе в выставочное пространство трубы оказались видимыми, потом они исчезли внутри стен и лишь на выходе из Арсенала появились вновь. Таким образом, задаётся схематическое представление о фабричной функциональности, где конструктивные и эстетические элементы оказываются неразличимы.